Толпа, подождав еще мгновение и убедившись, что младенец занялся делом, снова обернулась к Таратуте.
— Ну?
— Вон там стояла его палатка, — уже обыкновенным голосом сказал Таратута и мотнул головой в неопределенном направлении. — Там она стояла и там ее нет. Даже палатку они снесли!..
— А чем он торговал? — спросила неугомонная девица с черненькой челкой.
Этот вопрос тоже принадлежал к числу вопросов, заранее предусмотренных Таратутой. Поэтому он сперва одобрительно подмигнул девице с челкой, а потом скорбно усмехнулся:
— Чем он торговал?! Лапидус торговал киселем. Вы меня спросите — каким? Обыкновенным. Клюквенным. Развесным. В порошке. Рубль шестьдесят копеек за килограмм... Этот порошок разводят в кипятке и выходит кисель, знаете?!
— Знаем, знаем! — закивали в толпе.
— Но, — Таратута снова слегка повысил голос, — но, между прочим, таким кисельным порошком торговали по всей Одессе. И на Садовой, и на Фонтане, и на Дерибасовской, всюду! Только у Лапидуса покупали, а у других не покупали! Вы спросите — почему? Вы думаете, тут была какая-нибудь махинация?! Так вот, представьте себе, никакой махинации не было! Лапидус имел удостоверение на право торговли, с печатью на бланке, которое ему выдала наша родная советская власть...
Таратута оглянулся и, на всякий случай, добавил:
— Пусть она еще живет сто лет, по крайней мере!..
— Много! — громко и четко сказал работяга, отхлебнул из банки глоток рассола и всем телом описал в воздухе круг.
Таратута, не выпуская из рук плаката, со всего маху пнул работягу ногой и прошипел:
— Я этих слов не слыхал, понял?! С меня хватит нарушения общественного порядка! Семидесятой я не интересуюсь!..
— Какой — семидесятой? — скривился работяга.
— Уголовный кодекс надо читать! — наставительно сказал Таратута. — Семидесятая статья — антисоветская агитация.
В толпе недовольно загудели. Кто-то крикнул:
— Перестаньте с частными разговорами!
Певучий южный тенорок спросил:
— А почему все-таки у Лапидуса покупали, а у других нет? С разных что ли баз получали?
—Получали с одной базы! — сказал Таратута и хитро прищурился. — Но только у других, когда вы разводили этот порошок водой и получали кисель,— так он был кислый и надо было еще добавлять три-четыре больших ложки сахара, а у Лапидуса он сразу был сладкий...
Тут уже вся толпа разом спросила:
— А почему?
— А потому, что Лапидус — я вам уже сказал — был гений! Гений и человек великой души! Он сам, за свой собственный счет, покупал сахар и добавлял его в этот паршивый клюквенный порошок...
В толпе раздались удивленные возгласы.
Плюгавый паренек в настоящих джинсах высокомерно прошепелявил:
— Сказки! Что же он, этот Лапидус — Робин Гуд, что ли?!
— Не Робин Гуд, а гений! — упрямо повторил Таратута и опять быстро оглянулся. — В другом мире, где, извиняюсь за выражение, человек человеку волк, его бы назначили министром киселя... А здесь его посадили и еще обозвали в печати жуликом...
В толпе снова заинтересованно загудели:
— В печати?
— Когда? В какой печати?
— Что значит — в какой печати?! — нарочито спокойно и даже как бы задумчиво переспросил Таратута. — В Советском Союзе существует только свободная печать. Вся остальная запрещена. Заметка о Лапидусе была напечатана в газете "Черноморец" от четвертого октября... Сейчас я вам все объясню...
Но объяснить Таратута ничего не успел.
В толпе внезапно началось какое-то бурное завихрение, кружение, образовалось нечто похожее на водяную воронку, центробежная сила отбросила часть толпы в одну сторону, часть в другую, и в пустом пространстве возникла длинноногая, тощая фигура старшины Сачкова, печально и хорошо известного всей Малой Арнаутской улице и Ильичевскому району вообще.
— Ну, вот! — сказал Сачков, словно продолжая некий прерванный разговор.
Он остановился перед Таратутой и укоризненно покачал головой.
— Что я говорил, гражданин Таратута?! Это самое я и говорил — нет вам доверия, нет и быть не может!..
— Вы, товарищ начальник, не так меня поняли! — туманно ответил Таратута и, опустив плакат, собрался уже было его порвать, но Сачков, неожиданно быстрым и ловким движением, схватил его за руку:
— Нет уж вы, гражданин Таратута, плакат не рвите! Плакат у нас с вами будет как бы вещественное доказательство!
Он потянул Таратуту за рукав пиджака: