Все знали, что Тагир был «владельцем заводов, газет, пароходов», как писал пролетарский поэт, и даже радиостанции и местного телевизионного канала. Пару раз по нескольку месяцев он отсидел в следственном изоляторе, но ни разу до суда не дошло. Уголовные
дела в отношении Тагира то возбуждали, то прекращали, что не мешало ему летать за границу и снова возвращаться.
Тагир коллекционировал страны. И континенты. И города.
«А в Буркина-Фасо был?» — как-то спросил любопытный Степа. «И в Буркино-Фасо тоже», — ответил Тагир. «А в Антарктиде?» «Был. И на Северном полюсе тоже». «А в Техасе?» — не унимался Степа. «Не был в семи штатах: Небраска, Невада, Орегон, ну в общем еще наберется. Вот, в Лондоне не был. В Ливерпуле был, по переходу на Эйби роуд босиком прошел, а в Лондоне по-настоящему не был. Так, проездом».
Что такое «по-настоящему» Тагир не объяснил. Рассказы его были интересными, забавными и смешными. Он и проституток заказывал лишь для того, чтобы скоротать ночь разговорами. По справедливости сказать, и слушать Тагир умел, как никто. Ему по-настоящему были интересны люди. Он знал про администраторов больше, чем они знали друг о друге. И все потому, что они сами рассказывали Тагиру о себе то, что не рассказали бы другим. Каким он был в той, реальной дневной жизни, они не знали. Сюда, в лес, Тагир приезжал скрываться от того, что было за забором бани.
Кондрат снова было прилег, но приехала Шура.
— А это что за водка? — с порога спросила она, увидев на столе бутылку.
«Тьфу на тебя», — подумал Кондрат. — «И хотел ведь убрать. Сука».
— Моя водка.
— Ты же не пьешь.
— Тебе какое дело? Чья, чьё. У меня на столе — значит моя.
— В бане убираюсь я.
— И что?
— И то! Нечего там делать!! Я там убираю, и всё, что остается тоже моё. А вы шакалите!
— Сама ты… Выдра! — нашелся Кондрат.
— Нечего тебе там делать! Грязь только таскать. Я всё Налию Газимовичу скажу.
Кондрат, решив не скандалить, «толку нету, все равно, что дергать черта за хвост», пошел в дровотню колоть дрова. «Кошка с собакой лучше живут, — подумал он. — Вреднющая ж баба».
Кондрат давно продумывал как потеснить Шуру. Он не раз высказывал Наилю на плохую уборку и даже «организовал» телефонный звонок «от клиента». Однажды, после Шуриной уборки он намазал медом полок в парилке, но желаемого скандального результата не получил. То ли клиент не заметил, то ли еще что…
Идея была, как мыслил Кондрат «внедрить» на место Шуры свою жену. Но Шура была старательной, надраивала зеркала, окна, дверные ручки до блеска. Шура не торопилась, уборку делала основательно, по-домашнему.
Давно не писал.
Сменил Кондрата. У него в смене были какие-то отморозки. Сначала стреляли из пистолетов по бутылкам, потом по воронам. Осторожный Кондрат ушел в дровотню и переждал.
Лишняя морока с этими пьяницами. Дрова в бане нельзя, кочерги нельзя, ножи тоже под запретом. Наиль сказал: «Задумывали оздоровительный комплекс, а получился пьяный бордель».
Бандиты и проститутки у нас. И всякая, я добавлю, сволочь.
У меня сегодня ночью Тагир. Звонил. Значит, поспать не выйдет. Опять сидеть с ним до утра. Зато сто баксов, как с куста.
Стихотворение. Написал давно, но все руки не доходили.
Конечно, надо бы, чтобы кто-то в конце рассмеялся. Но не вышло. Может еще добавлю.
Моя мандень звонила. «Степушка, ты свою маечку, свитер забыл. Зайди что ли как-нибудь». Запела ангельским голоском, тварь. «Майку выкинь, — сказал, — свитер распусти. Пусть теща что-нибудь свяжет. Говорят, вязание нервы успокаивает. Ей, крысе, полезно будет».
Кондрат набрал номер телефона.
— Здорово… Ага, в пальто.. Слушай сюда…Слушай… Позвонишь по тому же телефону, как прошлый раз… Да, этот. Скажешь, намедни в бане у вас был… Как у Парфенова, да. Намедни. Давеча…Что-что? Грязно! Медом испачкано… Медом!....По буквам? Мудак. Ебало. Долбоёб. Онанист…Трусы от Армани испортил, вот чего!... Ну, надо мне!…Надо. Знаешь такое слово? Партия сказала: «надо»….Когда тебе надо, ты….И будь любезен… Да, лирой… Пробуди.
Кондрат положил трубку. В задумчивости посмотрел на календарь. Потом в окно.
По дорожке к администраторской шел клиент в накинутой на плечи шубе, в тапках на босу ногу. От распаренного тела на морозе шел пар.