Закурил.
Затем, не спеша, приготовил закуску. Отрезал еще колбасы коту и сел на диван с наполненной рюмкой в руке.
— Будем, Рыжик. — Славка поднял рюмку. — Прошлого не воротишь. Надо жить. Еби иху мать-то.
«Вот — стопочка есть, — подумал он.— Закусон. А может что и с бизнесом проклюнется. Надо Александру Иванычу звякнуть. У него всегда в жопе гвоздь, на месте не сидит. Глядишь и развиднеется».
Славка набрал номер и спросил бодрым голосом:
— Здрасте вам, Саня-Ваня! Ну, как горизонты бизнеса?
Вячеслав Михайлович в том, уже теперь далеком прошлом был, как говорил Трофимыч, «партейцем». Партия привела рабочего парня с завода в райком комсомола, снова на завод, но уже парторгом, с завода — в обком.
Во время путча он, как и многие другие, подписал «поздравительную» ГКЧП, заверив в «полной поддержке на местах» и…
Время остановилось.
Оно, конечно, летело, за окном, вскачь. Но без него.
Приятели стали сами по себе.
Сначала обещали, ободряли, поддакивали. А потом перестали подходить к телефону. А потом как-то и он сам...
Одно дело — в бане, на рыбалке, в охотничьем домике, в пансионате… Другое дело — когда тебя вышибли из седла.
Первое время Вячеслав Михайлович сидел дома. У телефона.
Оценят-таки прошлые заслуги. Оценят требовательность. Оценят выучку. Оценят правильный подход. Стиль.
Да, стиль работы.
Это кадры. Это кадровый резерв республиканского значения, и вполне, может быть, даже всесоюзного. Такими не бросаются.
Выдержка. Партийная закалка. Твердый взгляд. Умение спросить. Умение доложить. Умение поймать нужный момент. Не без этого.
А самое главное — умение делать дело.
Дело.
Да, он не распустился. Он не позволил лишнего. Он остался верен себе. И привычкам. Правильным привычкам.
Он частенько, между прочим, когда выговаривал подчиненным, мог сказать: «армия меня многому научила». Только никогда не упоминал, что проходил срочную службу охранником в женской тюрьме.
Вячеслав Михайлович вставал, как и привык, в семь. Принимал холодный душ, тщательно брился, пил кофе, надевал костюм, повязывал галстук, чистил туфли, шел к киоску, покупал газеты…
Шел месяц, другой, третий...
Телефон не звонил.
Телевизор раздражал. В кремлевских кабинетах восседали пацаны, бывшие завлабы и редакторы. И здесь, «на местах», вожжи взяли в свои руки шустрые и кудрявые и оттолкнули далеко на обочину своих прежних командиров и начальников.
Деньги еще были. Но их как будто уже и не было. Цены росли чуть ли не каждый день, да еще и в магазинах — шаром покати…
В городе открывался филиал западной фирмы. Требовались менеджеры, начальники отделов и департаментов. Это, конечно, было… Мягко говоря…
Но Вячеслав Михайлович заставил себя даже повеселиться. «Катимся по наклонной».
Он пошел на собеседование. Терпеливо отсидел очередь.
И в отделе персонала наткнулся на наглое: «Мужчина? вы что? не видите в объявлении? — „не старше 35 лет“. И идут ведь, как слепые».
«Это что такое? Это же дискриминация, — стал возмущаться Вячеслав Михайлович. — Кто ваш начальник? Дайте мне телефон! Я в прокуратуру сейчас же! Да я ...»
Вызвали охранника.
Детина в черной форме, прищурившись, демонстративно похлопал полицейским «демократизатором» по широкой ладони.
И Вячеслав Михайлович ушел.
По дороге домой он зашел в рюмочную. А потом до позднего вечера ходил по городу, «повторяя» в забегаловках еще и еще.
Только через два месяца удалось устроиться кладовщиком.
Трудовую книжку даже не раскрыли. Хозяин, мальчишка лет тридцати, небрежно бросил ее в ящик стола.
Оптовая фирма торговала прокладками, памперсами, мылом, зубной пастой, стиральным порошком, шампунями.
«Видал сосун? Вот он какой!»
Так, в свои уже 54, Вячеслав Михайлович стал «Славкой» и даже «Славиком». Грузил машины, рассказывал водилам анекдоты, хихикал с товароведами, таскал поддоны и пересчитывал упаковки туалетной бумаги.
После работы, за ужином, стал принимать. По «соточке».
Сначала хватало бутылки на неделю. Потом не стало хватать и двух.
Жена, терпеливо сносившая его поиски «настоящий» работы, туманные надежды, что «такими не бросаются!» начала злиться и скандалить.
Теперь, после работы он брал «малёк» и выпивал его из горлышка в подъезде. Уже за тарелкой борща наливал законную «сотку», а на вопрос жены: «Что ж ты так быстро опьянел, Славк?» — отвечал: «Люд, день был тяжелый. Много машин. Ей-богу, еле ноги волоку».
По вечерам он перебирал визитки с гербами и высокими должностями, перелистывал толстую записную книжку. Алкоголь расслаблял, возносил, казалось — всё по плечу; появлялось третье дыхание. И он даже кому-то звонил. Бодрым голосом рассказывал приключения Анатолия Израилевича в Америке, тяготы и печали «знакомых» бизнесменов, жаловался на поборы при оформлении таможенных грузов, обещал помочь, «если что»….