– Скоро будем на месте, – успокоил Блотт.
Ему наконец удалось сбросить скорость.
Мистер Эдвардс снова хлебнул из горла.
– «Покажи мне дорогу домой, я желаю прилечь и уснуть!» – затянул он.
– Не сейчас, успеется, – оборвал его Блотт и повернул кран к дому Буллетт-Финчей.
Одно из достоинств миссис Буллетт-Финч, по мнению ее супруга, состояло в том, что она рано ложилась спать. В девять часов она обычно объявляла: «Кто рано встает, тому Бог дает», и отправлялась в спальню, а мистер Буллетт-Финч мог спокойно посидеть и почитать что-нибудь насчет ухода за лужайками. Лужайки были его слабостью. Жена когда-то разделяла его увлечение, но это было давно, а он и сейчас питает к ним страсть. Лужайки ведь с годами становятся все более пышными – не в пример женам. По части трав мистеру Буллетт-Финчу не было равных: красная овсяница, полевица собачья, полевица опушенная – чего он только о них не знал! Недаром он утверждал, что таких лужаек, как те, что окружают Финч-гроув, во всей Англии не найти. Весь участок от дома до ручейка в конце сада был покрыт ухоженным травянистым ковром. Его не осквернял ни один одуванчик, ни один подорожник, ни одна маргаритка. Целых шесть лет мистер Буллетт-Финч холил свои лужайки – сдабривал почву песком, удобрял, стриг траву, прочесывал граблями, боролся с сорняками. А уж если замечал на ком-нибудь из гостей туфли на высоких каблуках, то к лужайке и близко не подпускал. Когда Айви Буллетт-Финч отправлялась в ту часть сада, где росли фруктовые деревья, муж заставлял ее переобуваться в шлепанцы. Он нагнал такой строгости, что лужайка уже внушала ей священный трепет; вполне возможно, это напряжение усугубляло ее постоянную нервозность и чувство вины. Как и у мужа, у нее была своя святыня – дом. Все дни ее проходили в хлопотах по дому: она наводила порядок, дважды в неделю стирала пыль, трижды в неделю протирала полировку. И спать-то она укладывалась так рано не потому, что ей было нечем себя занять, а оттого что выматывалась за день. И лежа в постели, с тревогой вспоминала, все ли она в доме выключила.
В тот вечер мистер Буллетт-Финч увлеченно читал главу о гормональных гербицидах. Вдруг во всем доме погас свет. Мистер БуллеттФинч поднялся и, спотыкаясь в темноте, пошел проверить предохранители. Предохранители были в порядке.
«Должно быть, где-то перебой», – решил Буллетт-Финч и направился в спальню. Не успел он надеть пижаму, как до его слуха донесся шум. Казалось, к дому приближается огромная машина, оснащенная мощным дизельным двигателем. Он подлетел к окну. В лицо ему ударил свет фар – такой резкий, что он на мгновение ослеп. Нащупав халат и шлепанцы, он надел их и снова посмотрел в окно. Машина – похоже, здоровенный кран – уже въехала на усыпанный гравием дворик и задним ходом отползала на лужайку.
– Стой! – заорал мистер Буллетт-Финч, не помня себя от бешенства.
Но было уже поздно. Стрела крана с натужным стоном повернулась. Мистер Буллетт-Финч отпрянул от окна и помчался вниз. Однако на лестнице тревога за судьбу драгоценной лужайки сменилась куда большей тревогой: ему стало совершенно ясно, что Финчгроув оказался в эпицентре мощного землетрясения. Стены дома рушились – вот когда мистер Эдвардс на деле доказал, что по части сноса домов сноровки ему не занимать. Вцепившись в перила, мистер Буллетт-Финч силился разглядеть хоть что-нибудь за сыплющейся штукатуркой и пеленой кирпичной пыли. Из комнат второго этажа, обстановкой которых жена по праву гордилась, летела мебель. Вместе с мебелью вылетела и сама миссис Бул– летт-Финч; она истошно вопила, что ни в чем не виновата, как будто кто-то в этом сомневался. Мистер Буллетг-Финч недоумевал, с чего это жене вздумалось оправдываться, ведь и без того понятно, что всему виной. не она, а стихийное бедствие. Но ответа на свой вопрос он так и не нашел, поскольку сверху на него обрушилась крыша, а под ним – лестница и, оказавшись в подвале среди скудных запасов красного вина, он потерял сознание. От удара матрас, за который ухватилась миссис Буллетт-Финч, выбросило в сад. Лежа на грядках тимьяна, она содрогалась от рыданий и от мысли, что все из-за нее: наверно, она перед сном забыла выключить газ.
Мистер Эдвардс в кабине крана с гордостью любовался своей работой.
– Я же говорил – снесу, – сказал он и вырвал у Блотта бутылку: от всего увиденного садовника тоже потянуло на спиртное.
Блотт дождался, когда он допьет до конца, выволок его из кабины и стер с рычагов отпечатки пальцев. Потом взвалил мистера Эдвардса на плечи и пошел прочь.
Миссис Уинн уже вернулась из Уорфорда и теперь при свечах мыла кружки.
– Ну и кавардак, – брюзжала она. – Вот и оставляй на тебя хозяйство. Стоило на один день отлучиться – и на тебе. Можно подумать, тут оргию устраивали. А что это произошло в городе? Как все равно после бомбежки.
Блотт помог ей домыть кружки и вышел во двор, где стоял «лендровер». Мистер Эдвардс храпел на заднем сиденье. Блотт не спеша выехал на улицу и повернул в сторону Оттертауна. В объезд добираться дольше, зато на главной улице не засекут. Остановившись возле фургонов, в которых жили строители, Блотт выгрузил мистера Эдвардса и сложил на травке. Затем он повернул к Хэндимен-холлу. В два часа ночи он уже лежал в постели у себя в сторожке. Да, сегодня он славно потрудился.
Среди ночи Дандриджа разбудил телефонный звонок. Дандридж нащупал трубку и включил свет. Услыхав голос Хоскинса, он возмутился:
– Какого черта? Вы соображаете, который час?
– Да, представьте себе, соображаю. Просто я хочу вам сказать, что на этот раз вы зашли слишком далеко.
– Слишком далеко зашел? Никуда я не ходил!
– Да бросьте вы! «Внезапные вылазки», «оперативные группы», «группы захвата». Доигрались. К вашему сведению, в этом долбаном доме жили люди и он вообще не шел на слом. А уж как вы похозяйничали в Гильдстед Карбонелле. Вы хоть знаете, что магистраль должна проходить в целой миле от города? Гильдстед Карбонелл представляет историческую ценность, он считается… то есть считался. Теперь там сплошь развалины. Район бедствия, мать его.
– Район бедствия? – встрепенулся Дандридж. – Как это – район бедствия?
– А то вы не знаете! – клокотал Хоскинс. – Я давно подозревал, что по вам психушка плачет, а теперь вижу – точно.
Он швырнул трубку. Дандридж не знал, что и думать. Присев на край кровати, он погрузился в размышления. Судя по всему, операция «Наземный бросок» идет не совсем гладко. Он собирался опять связаться с Хоскинсом, но тут снова раздался телефонный звонок. Звонили из полиции.
– Мистер Дандридж?
– Я слушаю.
– С вами говорит главный констебль. Мне бы хотелось с вами повидаться. Это касается происшествия в Гильдстед Карбонелле.
Дандридж оделся.
Сэр Джайлс остановил машину возле церкви Уилфридова замка. Местечко безлюдное, а уж в два часа ночи сюда никто не сунется. Его счастье, что он добирался сюда на «бентли», а не какой-нибудь другой машине: двигатель у «бентли» работает бесшумно. Последние пять миль сэр Джайлс ехал с погашенными фарами, выбирая глухие дороги, а если случалось проезжать мимо ферм, выключал мотор и двигался накатом. По пути ему не встретилось ни одной машины, а значит, можно надеяться, что его никто не видел. Пока что все идет как по маслу. Оставив машину, сэр Джайлс спустился к мосту. Внизу под деревьями стояла тьма кромешная, сэр Джайлс с трудом находил дорогу. На другом берегу он наткнулся на ворота из проволочной сетки. Сэр Джайлс на минутку зажег фонарь, отпер ворота и вошел в сосновую рощу. «Откуда тут взялись ворота?» – гадал он. Правда, в последний раз он был на этом мосту довольно давно – в день своей свадьбы, вот когда, – но одно он помнил точно: никаких ворот здесь в ту пору не было. Впрочем, сейчас не время отвлекаться на пустяки. Надо побыстрее добраться до дома.
Легко сказать – «побыстрее». В сосняке и днем сумрачно, а сейчас тут стояла такая темнота, что хоть глаз выколи. Сэр Джайлс зажег фонарь и двигался, внимательно глядя под ноги. Хорошо, что землю покрывала сухая хвоя: шаги не так слышны. Дойдя до середины леса, сэр Джайлс почувствовал, что он не один. Из темноты доносилось чье-то дыхание.
Он погасил фонарь и прислушался. В кронах сосен прошелестел легкий ветерок, и сэру Джайлсу на миг показалось, что его-то он и принял за дыхание. Но он тут же понял: ветер здесь ни при чем. В лесу действительно кто-то пыхтел, причем пыхтел весьма странно – одышливо, с присвистом. «Наверно, корова с астмой», – решил сэр Джайлс. Но как это корову-астматичку занесло в сосновую рощу? Впрочем, в следующую минуту сэр Джайлс отверг и это объяснение. Таинственное существо грозно фыркнуло, поднялось с земли, сломав при этом несколько веток – судя по хрусту, довольно толстых, – и затопало прочь так целеустремленно, что поминутно налетало на деревья. Остолбеневший сэр Джайлс дрожал мелкой дрожью – отчасти от страха, отчасти из-за того, что тряслась земля под ногами. Наконец зверюга с разбегу наскочила на металлическую ограду, проходившую по опушке, чем выказала полное пренебрежение как к чужому имуществу, так и к собственному здоровью и благоденствию. Сэр Джайлс уже сомневался, стоит ли идти дальше. Преодолев страх, он все-таки решил продолжать путь, но очень осторожно. Ведь зверюга-то убежала.