Слава про Матвея пошла. Стали его наперебой крестьяне приглашать, заработки начались хорошие. Оно и кстати, ибо после смерти отца в 1851 году у него на руках оказалось четверо меньших братишек и сестренка: всех одеть-обуть надо, а матери одной не справиться.
Но настоящее счастье привалило после следующего случая. В деревне Рядново, где жил Матвей, приказчиком был пятидесятилетний мужик по имени Федул Парамонович, а по кличке Генерал. Деревенские так прозвали его за высоченный рост, осанистую фигуру и зычный, прямо-таки трубный голос. Завидя как-то Матвея, он поманил пальцем:
— Иди-ка сюда, раб Божий! Уж очень много о тебе разговору идет, будто ты коновал умелый. Посмотри моего коняку. Что-то стал он на левую ногу припадать.
— Вы б показали болезнь дяде Леонтию… Леонтием был барский кучер, который брался лечить любые болезни — что у людей, что у скотины. После его лечения пациенты порой выздоравливали, а порой заболевали еще больше или вовсе помирали. Но сельский люд все равно шел к Леонтию, который лечил по наитию, то есть скверно, но любил эту свою деятельность и корысть имел немалую.
Приказчик не любил Леонтия и пользовался каждым случаем, чтобы выставить того в невыгодном свете. Вот и теперь Генерал презрительно усмехнулся:
— Твой Леонтий лошадь позади телеги запрягает, а ты хочешь, чтоб я к нему пошел. Ни в жисть! Тебе я доверяю, значит ты оправдывать себя должен. Пошли ко мне…
Матвей осмотрел коня, нашел у него на копыте какой-то нарост, что-то вырезал, что-то прижег, помазал рану чем-то зеленым и приказал:
— Вы, Федул Парамоныч, его три дня не запрягайте. Пусть на воле погуляет. Коняка отменный, резвее прежнего побежит…
Все по словам Матвея исполнилось: всю хворь с коня как рукой сняло. Приказчик был счастлив:
— Ну, брат, уважил ты меня! Сколько тебе должен?
Матвей денежки любил. (Впрочем, кто их не любит?) Но он благоразумно ответил:
— Чего уж там! Я коняку пользовал из одного уважения к вам…
— Спасибо! — обрадовался Генерал. — За мной долг не заржавеет.
И точно, вскоре он сумел отблагодарить Матвея по-княжески.
ЛЮБОВЬ К ПУТЕШЕСТВИЯМ
Владелицей Рядново и ста семидесяти трех крепостных душ, деревню населявших, была 38-летняя вдова Наталья Дмитриевна. Единственная дочь богатых помещиков, она получила обычное, то есть домашнее, воспитание: умела вышивать гладью, рисовать в альбоме, играть на фортепьяно и читать французские книжки.
Когда девице исполнилось шестнадцать лет, она вдруг испытала сильнейшую тягу к путешествиям. Родители во всем потакали своему детищу и вместе с ним года два колесили по Дании, Германии, Италии, Франции. Осенью 1836 года все семейство находилось в Париже. Тут они как-то зашли в контору дилижансов Лафитта, чтобы взять себе места на Вену.
И здесь отец Натальи Дмитриевны встретил сына знакомого помещика, для чего-то забравшегося в полном одиночестве на берега Сены и киснувшего от скуки. У молодого человека была приятная наружность, высокий кок и обольстительные манеры. Звали его Николай Николаевич Ка-лужный, и он был приглашен путешествовать совместно. Результатом этой поездки стала помолвка и последовавшее за ней венчание.
Супруги зажили счастливо. Зиму они проводили в Курске, где у Натальи Дмитриевны был большой барский дом со службами, с конюшней и регулярным парком, украшенным гротом, водопадом и беседкой «нежные вздохи». На лето перебирались в Рядново.
Молодая вдруг испытала новое сильное влечение. На этот раз к делам хозяйственным. Строгий и величественный Генерал служил ей не за страх — за совесть, Он следил за отработкой барщины, своевременно взимал недоимки, вовремя поставлял рекрутов. Николай Николаевич тоже не сидел без дел. Он часто наезжал в деревушку Викторовку, что в Болыпе-Неплюевской волости, и доставшуюся ему от тетки Шеншиной. Основал там две школы, где учились крестьянские детишки. Выписал из большого села Николаевки фельдшера, который бесплатно принимал местных жителей.
— Какие мы с тобой счастливые, Николя! — часто повторяла Наталья Дмитриевна. — И мне все время кажется, что должно произойти несчастье…
— Пустяки! — утешал ее муж. — Я поеду на покосы, проверю. Так что к обеду не жди.
ПРИМЯТАЯ ТРАВА
Сердце Наталью Дмитриевну не обмануло. Беда нагрянула после семи лет счастливого супружества.
Летом 1843 года в Рядново на ночевку остановились уланы. Гостеприимные супруги Калужные пригласили офицеров на ужин. Один из гостей напился, безобразничал, и посмеивающиеся товарищи его не унимали. Когда нахал сказал какую-то сальность в присутствии Натальи Дмитриевны, Николай Николаевич, не сдерживая себя, стукнул того тростью.
Стрелялись на рассвете в ближайшем лесочке. С расстояния десяти шагов Николай Николаевич попал обидчику в левое плечо. Улана это не отрезвило. Он хладнокровно навел орудие убийства в грудь того, чей хлеб он вкушал еще несколько часов назад, и спустил курок…
Наталья Дмитриевна узнала о дуэли слишком поздно. Когда она прибежала на место ристалища, то увидала мужа, лежащего на примятой траве. Он успел слабо улыбнуться и прошептать:
— Прощай, милая! Я очень любил тебя… Орошая его лицо горячими слезами, она припала к холодеющим устам.
ВДОВЬИ ХЛОПОТЫ
Пришла беда — отворяй ворота. Вскоре после Покрова от апоплексического удара скончался отец Натальи Дмитриевны. Матушка не надолго пережила своего мужа — ее не стало в январе 1844 года.
25— летняя вдова-красавица осталась одна-одинешенька на всем белом свете. Местом ее добровольного заточения стало Рядново. Подвигом -неустанные труды. Она продала дом в Курске и наезжала в этот шумный губернский город лишь изредка и по неотложным делам.
Вокруг богатой вдовушки увивалось немало женихов, но она всем отвечала решительным отказом. После умного и благородного Николя она не могла никого представить в роли своего супруга.
Так незаметно, за сельскими трудами и заботами пробежало более десяти лет. От постоянного пребывания на открытом воздухе потемнела бывшая некогда нежной кожа, загрубели руки, потучнела фигура. Уже никто не сватался более, да и сама Наталья Дмитриевна приняла решение навсегда остаться одинокой.
Но если в дневное время удавалось заглушить неустанными трудами голос плоти, то по ночам страстная натура брала свое, тревожа беспокойными снами.
Однажды Наталье Дмитриевне потребовалось ехать в Фатеж. Она приказала:
— Пусть Леонтий запрягает!
Кучера, однако, нигде сыскать не удалось. Ясность внес появившийся в барской гостиной приказчик. Генерал пробасил:
— Извольте знать, Наталья Дмитриевна, что ваш Леонтий живет весело. Опять себе праздник устроил. Нализался в стельку. Свинья, право. Валяется в конюшне, прямо на сене. Я давно говорю: его надо отправить в помощь мельнику. Пусть там мешки таскает, корячится. — И приказчик тяжело вздохнул, добавив с самым покорно-притворным выражением: — Впрочем, воля ваша,…
— Не учи меня, — стараясь быть строгой, произнесла барыня. — У Леонтия пятеро детей, куда я оторву его от семьи? Да и людей он пользует вместо фельдшера. Лучше скажи: кто меня повезет нынче?
— Матвей Фролов, не иначе. Молодой, но сурьезный. Приказать ему закладывать лошадей?
Наталья Дмитриевна уже успела сама обратить внимание на рослого широкоплечего парня цыганистого типа, с львиной гривой смолянистых волос, со спокойным и смекалистым лицом, мало похожим на крестьянское. Предложение приказчика ей весьма пришлось по душе, но она равнодушным тоном произнесла:
— Ты советуешь? А он справится? Ну пусть, Федул, станется по-твоему. Сегодня вторник, значит в пятницу вернусь. Проследи, чтобы луговину за оврагами хорошо выкосили, не как в прошлом году.