К удовольствию Анюты, на столе как по волшебству появились блюда, бутылки с разноцветными наклейками. Но в то же время ей очень нравилась песня, которую выводил гармонист со слезою в голосе:
Анюта пила шампанское, на душе у нее просветлело, она с радостью думала: «Какое счастье, что я встретила такого человека! Это не какой-то магазинный приказчик — директор!»
Малевский произносил забавные тосты: «За вечнозеленую любовь!», «За пиршество чувств!» Потом он стал восхищаться:
— Какое изумительное имя — Анна! Вы, сударыня, будете моей наградой — звездой, лентой и орденом одновременно. Кстати, сейчас юбилей: ровно сто сорок лет назад, как вы помните, король Гольштейн-Готторпский Карл-Фридрих учредил в память Анны Петровны, дочери Петра Великого, орден Святой Анны.
Анюта хлопала глазами и молчала.
— Выпьем за счастливую встречу с Анной, которая мне нынче дороже всех наград!
Они выпили, Малевский нежно поцеловал ее в плечо и ласково повторял, шептал в ухо:
— Вы моя золотая на красной муаровой ленте с четырьмя бриллиантами Анна! Вы — идеал мой!
…Потом он подсаживал ее в коляску. Она неясно, словно в тумане, видела мелькавшие мимо фонари и свет в окошках. В ювелирном Анюта выбрала золотые сережки и тут же повесила в уши.
Приехали к богатому дому на Никольском проспекте — с широкой мраморной лестницей и швейцаром в ливрее. Вновь пили шампанское в роскошной квартире Малевского. У нее сильно кружилась голова.
Очнулась она среди ночи. В громадные окна смотрели крупные звезды. Анюта лежала на широкой кровати. В подсвечнике догорала оплавленная свеча. В ее неверном мерцающем свете на стене танцевали легкие тени. Рядом с Анютой, слегка похрапывая, лежал, обнажив волосатую грудь, Малевский.
Жизнь перевернула свою очередную страницу…
Немного о философии
В ту ночь, немного поплакав, Анюта вновь уснула — крепким, не нарушаемым сновидениями сном.
Проснулась она от солнечного луча, заглядывавшего в окно. Малевского не было. На столике лежала записка: «Не уходи. Жди меня. Приеду обедать. Что надо, поможет горничная Лиза. Целую, твой Семен».
Горничная вскоре пришла к Анюте, показала расположение необходимых комнат. Завтракали они на кухне втроем — к ним присоединился тонкий, горбоносый, с висящими усами, похожий на кузнечика лакей Герасим.
Ели серебряными приборами с богатого сервиза. Прислуживала кухарка. Анюте все это стало казаться удивительным сном — такой роскоши она никогда не видела.
…После завтрака Анюта рассматривала цветы в горшочках, стоявшие на широких подоконниках. Горничная Лиза, миловидная, вся утянутая в талии девица лет двадцати трех, приказала Анюте вытирать пыль с листьев трех пальм, стоявших в громадных кадушках в гостиной.
Анюта работу эту выполняла долго — видать, с непривычки боясь повредить сухо шуршавшие листья. Потом она полила цветы и села за рояль. Откинув тяжелую крышку, робко, боясь побеспокоить прислугу, одним пальцем извлекла звуки.
За этим занятием и застал ее приехавший обедать Малевский.
Он был выходцем из старинной дворянской фамилии, жившей с незапамятных времен в Кракове. В нем текла кровь польских, немецких и русских предков. Малевский находился в каком-то родстве со знаменитым гетманом Брюховецким, который в конце XVII века громил турок в Молдавии, выжигал посады в Белгородчине и около Тягина (Бендер). Но за оставление войска во время сражения казацкой радой был обезглавлен. Может, от воинственных предков Малевский был бесшабашно храбр, любил порой гулять по ночным окраинам Петербурга в поисках опасностей. Однажды повторил гусарский подвиг, когда уселся на краю подоконника своего высокого этажа и до дна осушил громадный кубок с вином.
Окружающих он чаровал любезностью, безудержной щедростью, веселостью. Никто никогда не видел его унывающим. «Жизнь для меня — это сплошной праздник, — любил повторять Малевский. — Как жаль, что человек не живет хотя бы лет пятьсот!»