Эту ситуацию Моржов называл несколько милитаристски – KB: Кризис Вербальности. Суть его была в том, что слово потеряло способность становиться Делом.
Формулируя наукообразно, язык перестал быть транслятором ценностей. Остался просто средством коммуникации. Теперь в каждой фразе приходилось искать подтекст, а для объяснения разговора требовался литературовед. Да и сам Моржов до кодирования общался фифти-фифти с человеком – и сразу с его мерцоидом. Иначе и не поймёшь ни хрена, о чём речь. Дипломатия, блин. Библейский дефолт.
Но факт-то оставался фактом, и Слово обесценилось. На что оно нужно, если оно может обозначать всё, что угодно? Если в качестве фигового листка оно прикрывает откровенный срам? Все виртуальные понятия выпали из упаковки, а упаковка превратилась в пустую и жухлую кожуру. И разразился Кризис Вербальности. «Мать-одиночка», «низкие доходы» – это всё шум ветра в чужом лесу. В этих словах уже нет смысла, как в разных «инновациях» и «оптимизациях» – мертворожденных монстриках Манжетова.
Впрочем, KB распахал не всё пространство. Остались укрепрайоны, уцелевшие от ковровых бомбардировок Кризиса, – некие «группы товарищей». Человеческая конфигурация этих групп определялась особым фактором. Его Моржов назвал ОБЖ: Обмен Биологическими Жидкостями. Понятно, что имелись в виду жизнетворные жидкости, а не разные там плевки-сопли. Честно говоря, таких жидкостей Моржов мог назвать только три: кровь, материнское молоко и сперма. Круг людей, объединённых ОБЖ, и образовывал укрепрайон – зону, неподвластную КВ.
Богатей, готовый платить Милене за уроки английского лишь через постель, таким образом впускал Милену в свой круг ОБЖ, потому что Кризис Вербальности – это ещё и океан одиночества. Выдёргивать из него людей получалось тогда, когда люди соглашались хвататься за спасательный круг ОБЖ. И только там, внутри круга ОБЖ, Милена могла ожидать не только высокой ставки за урок, но и всей прочей помощи, которую один человек должен оказывать другому.
– Вы думаете, найдёте желающих изучать английский язык среди простых смертных Ковязина? – осторожно спросил Моржов у Милены. – И чтобы платили по вашим расценкам?
Милена улыбнулась несколько покровительственно.
– Найду, – заверила она. – Я самостоятельная женщина и сумею обеспечить себя и своего сына.
Пьяный Щёкин как-то признавался Моржову, что хочет написать знаменитый американский супербестселлер под названием «Как заработать миллион многолетним непосильным каторжным трудом». И Моржову стало жаль Милену со всей её хрупкой стойкостью. Эта стойкость приведёт Милену либо к отчаянию и огульной обиде на всех, либо к авторству щёкинского супербестселлера. Но в любом случае на этом пути судьба Милены утратит зыбкое и неуловимое тепло немотивированного счастья. Лучшее, что можно сделать для Милены, – это не денег ей дать, а обмануть её. Включить её в круг ОБЖ так, чтобы она того не заметила и внутри этого круга, убережённая от KB, продолжала верить в свою наивную правоту.
– Я думаю, что вы неправы, Милена, – ещё осторожнее сказал Моржов. – Это какой-то глянцевый принцип, который в Ковязине не работает.
– Не вы один так думаете, – многозначительно ответила Милена.
Моржов ухмыльнулся: наверняка то же самое Милене уже говорил Манжетов. Видимо, Милена посчитала, что если разные люди столь неоднократно сомневались в её силах, значит, такие сомнения шаблонны и банальны. Следовательно, ошибочны. И это Милену вдохновляло.
– Я неплохо знаю язык. – Милена словно шлёпала Моржова. – Такие знания сейчас востребованы обществом. Страна у нас свободная. Энергии у меня хватает. Я не вижу причин, по которым я могу остаться в нищете.
Милена обаятельно улыбнулась и поднялась из-за стола, вытирая пальцы салфеткой. Она посмотрела по сторонам. Официантов не было ни одного, подсказать было некому.
– Туалет, похоже, вон там, – кивнул Моржов.
Он смотрел вслед Милене, всё так же любуясь её фигуркой, но сейчас ему уже не хотелось представлять, как в туалете, нагнувшись, Милена будет приспускать или задирать свою тесную юбку. Что-то больно много его сегодня учили и воспитывали. И охранник, и официант, и сама Милена… Моржов криво растёкся по стулу и вставил в рот сигарету.
Красивая женщина Милена, милая и слабая, – ну, и оставалась бы такой. Зачем она забила голову этими слоганами? Словно на машине заляпала номер грязью – ни черта не поймёшь. Милена хочет выгодно продать свои навыки. А с чего она решила, что её навыки стоят дорого? Милена не такой уж и великий специалист в английском. Знания её на уровне вуза – и без единой поездки на практику в англоязычную страну. С таким багажом можно найти педагога и подешевле.
Хорошие деньги платят лишь за штучный товар. А штучный товар Милены – это не английский язык, а её красота, молодость, нежность. И не надо считать, что всё делается механически: урок в домашнем классе, отработка в папиной спальне, зарплата – и «до завтра!». Для таких автоматизированных отношений существуют специально подготовленные дамы. Никто не будет принуждать или шантажировать Милену, что за глупости? Но Милена нужна не для языка, а для настоящего романтического романа, для голливудства. Моржов не видел несправедливости такого положения дел. Да, под видом уроков английского Милену наймут для игры в любовное увлечение. Это, конечно, аморально. Но разве сама Милена не провоцирует аморальность, когда под видом эксклюзива – своих познаний в языке – собирается впарить ширпотреб?
Моржов не верил, что богатеи свинее бедняков. Одни других стоили. И если грехов было поровну, то глупо было ожидать неравенства в благодати. Моржов вообще считал, что умный богатей не наймёт Милену даже в том случае, если она назначит разумную цену. Не наймёт, чтобы не искушать себя возможностью влюблённости, на которую он, скорее всего, не получит ответа. Милене не светило ничего. Именно потому, что она была красивой.
Моржов выпрямился, принимая более приличное положение. Он не думал, что Милена потерпит крах со своими планами – и пропадёт. Не пропадёт. Её номер слишком заляпан, чтобы она осталась сама собой и сгинула. Вся интрига заключалась в том, какое оправдание Милена придумает для своего согласия на ОБЖ.
В этом согласии Моржов не сомневался. В общем-то, исходя из сплетен, ОБЖ у Милены уже имел место – с Манжетовым. Чем, интересно знать, Милена его объясняла? Наверное, любовью. Сказать самой себе правду – значит отказаться от благ. Объяснение обычной женской капитуляцией перед напором мужчины унизительно для такой самостоятельной женщины, которой в свободной стране хватит энергии самой обеспечить себя и своего сына, потому что её навыки востребованы обществом. Вот только вопрос: а что Манжетов даёт Милене в награду за ОБЖ? Если ничего – то моржовские умопостроения низвергаются во прах.
…Но почему всегда приходится обманывать человека, чтобы сделать ему же лучше? Моржов ухмыльнулся. Потому что правда слишком цинична, а все очень и очень гордые. И нет более сподручного способа ссадить женщину с облаков на землю, чем заставить женщину взять деньги.
Моржов быстро посчитал в уме стоимость кофе и мороженого. Вышло где-то рублей четыреста. Моржов вытащил из кармана телефон.
Когда Милена появилась в зале, Моржов орал в мёртвую трубку:
– Да!… Да!… Ну хорошо, хорошо!… Ладно, я говорю!… Мчусь!
Он встал из-за стола и отодвинул Милене стул, усаживая.
– Простите, ради бога, Миленочка, – виновато сказал он. – Меня сей момент требуют!…
– Да и мне пора, – согласилась Милена.
– Этих официантов шиш дождёшься… Вы заплатите, пожалуйста… Не обижайтесь на меня: очень важное дело!
Моржов положил на стол пятисотку. Сдачу Милене волей-неволей придётся взять себе. Понятно, что потом она просто не вспомнит про сдачу, а потому и не отдаст. На сто рублей, конечно, женщину не купишь, но щепетильность поломается. А щепетильность – единственная преграда между желанием и правдой. Милена удивлённо подняла брови и приоткрыла рот, чтобы возразить, но Моржов уже нагнулся над её плечом.