Кристиан наконец-то промокнул лоб и попытался переключить внимание жены на другой объект. Развернув голову назад, подальше от искушающего взгляд видения, Кристиан увидел продвигающуюся по проходу свою недавнюю пациентку — знаменитую французскую приму-балерину Женевьеву Превер, которую несколько месяцев назад оперировал в Мюнхенской клинике по поводу гнойного аппендицита.
— Тина, погляди, это же Женевьева.
Кристиан привстал с места и помахал рукой, привлекая внимание балерины. Но та, казалось, не видела ничего вокруг. Своей легкой стремительной походкой она подлетела к рыжеволосой женщине и, разъединив ее со стоящим рядом собеседником, о чем-то заговорила, темпераментно жестикулируя и взволнованно глядя той в лицо.
— Да, это Женевьева, теперь вижу, — иронично прозвучал голос Тины. — Она, по-моему, так же возбуждена, как и некоторые другие…
Кристиан благоразумно оставил эту реплику без ответа, лишь искоса взглянув в лицо жены, покрывшееся красными пятнами. Угораздило же увидеть эту немыслимую женщину в ее присутствии! Кристиан подавил тяжкий вздох. Он знал, чем закончится сегодняшний вечер. Сейчас Тина замкнется, уйдет в себя, с хорошо наигранным интересом прослушает оперу, позволит даже подать ей пальто в гардеробе и будет приветливо кивать знакомым. В машине она начнет задыхаться, шарить в сумочке в поисках таблеток и настаивать взвинченным тоном, чтобы ее высадили — она пойдет пешком. В гостинице она разразится истерическим плачем со злобными выкриками, которые будут становиться все бессвязней… И Кристиан, насильно запеленав ее в простыню, сделает ей укол. Еще какое-то время она будет конвульсивно метаться под его руками, но потом затихнет и провалится в тяжелый продолжительный сон…
Кристиан женился совсем мальчишкой. Будучи студентом первого курса медицинского факультета Сиднейского университета, он влюбился по уши в преподавателя латыни ирландку Тину Трейс и поначалу горячо доказывал ей, что их общие национальные корни — это как знаменатель, изначально уже определяющий внутреннее генетическое родство. Тина была старше Кристиана на десять лет и, как она, возможно, справедливо полагала, настолько же умней. Она свысока выслушивала горячечный бред красивого рослого ирландца и уже смутно отдавала себе отчет в том, что устоять ей будет трудно. Тогда она была хорошенькой, веселой и энергичной, студенты влюблялись в ее увлеченность предметом, который она умудрялась преподавать так озорно и изобретательно, что занудная латынь становилась любимой лекцией. Она броско, но изысканно одевалась, и всегда яркая экстравагантная одежда очень шла ее черноглазому смуглому лицу с ярко накрашенными губами и таким же ярким природным румянцем.
Болезнь начала развиваться вроде бы ни с чего. Подкралась, как коварный лазутчик, поначалу маскируясь под незначительные недомогания, связанные с легкими перепадами настроения и депрессиями. Тогда они были женаты уже несколько лет, переехали в Мюнхен, где Кристиан работал в клинике и, за несколько лет сделав блестящую карьеру хирурга, уже возглавлял отделение. Детей у них не было. Поначалу Тина не очень страдала от выявленного бесплодия, но потом, когда возникшая болезнь неумолимо использовала каждое слабое место для своего стремительного развития, эта тема стала причиной глубоких черных депрессий. Вторым мощнейшим фактором был сам Кристиан. Она ревновала его ко всем формам жизни. Находила запредельные, извращенные причины его дурного расположения духа, его радостного покоя, его срочным вызовам на экстренные операции, разговорам по телефону, беседам с сотрудниками, поведению в гостях и, наконец, его отсутствию дома по естественным причинам — командировкам, практике в клиниках, консилиумам в других городах… Когда Кристиан, крайне встревоженный ее душевным состоянием, нашел лучшего в Германии психотерапевта и погрузился вместе с ним в исследование болезни жены, выявился факт, о котором умалчивала Тина. Ее отец много лет назад скончался в клинике для душевнобольных, до этого неоднократно предпринимая попытки самоубийства.
В жизни Кристиана началась черная полоса. После ночных истерик Тины он приходил на работу подавленный, с красными глазами и дрожащими от усталости руками. Он начал избегать особо сложных операций, приходя от таких решений в отчаяние и ярость. Поместить жену помимо ее воли в больницу он не мог. В светлые тихие моменты она целовала ему руки, рассказывая, как счастлива любить его и как благодарна, что он терпит ее дома, а не отправляет в психушку, где бы она точно наложила на себя руки. Такие спокойные периоды могли продолжаться довольно долго, и Кристиан лез из кожи вон, чтобы не спугнуть ее душевной стабильности. Он пытался отказываться от необязательных поездок, а если уж никак не удавалось, брал Тину с собой. Так вышло и в этот раз… В Москве он должен был выступать на международном симпозиуме и Тина, никогда не бывавшая в России, поехала с ним…