Он подмигнул и легкой, пружинящей походкой отправился по своим делам.
– Благодарю за любезность! – крикнул ему вслед Алекс. Старик остановился.
– Не за что. И это не любезность – мой каприз.
– А что вы имели в виду, когда сказали, что Вавилон здесь не для того, чтобы познать меня?
Старик покачал пальцем.
– У вас, греков, есть выражение: «Познай себя». Вы ошибаетесь. Жизнь человеческая бессмысленна и бесцельна, хотя, конечно, мир не имел бы смысла, не будь он населен людьми. Собирай информацию, мой мальчик! Забудь о принципах и обобщениях! Веди учет того, что с тобой происходит, и не старайся подводить итог.
Помахав на прощание рукой, старик двинулся дальше, оставив Алекса в полном недоумении. А может, шутка была как раз в том, чтобы, как и тот, другой, обозвать его глупцом, но только не в лоб, а вот так, иносказательно.
Так или иначе, а храм ждал. Алексу все еще нужно было спрятать картридж с кассетой, которая могла содержать массу ценной информации, а могла и быть пустой.
Он стоял, отдуваясь, на вершине храма. Сердце колотилось, злосчастный сверток все еще прижимался к животу.
Подъем дался тяжело – слишком много народу. Одна из площадок была занята громадной клеткой, внутри которой прыгали крошечные проворные обезьянки с блестящими любопытными глазками. С другой открывался проход к центру храма, скупо освещенному коптящими лампадами и заполненному мрачными тенями. Под громоздкими зловещими статуями бесшумно передвигались фигуры магов. Холщовые занавеси скрывали музыкантов. Приглушенно звучали литавры, журчали арфы, посвистывала окарина – услада для Мардука, чьи бронзовые ноздри вдыхали запах обуглившейся плоти и крови. Внутри этот геометрический храм с напоминающими сталагмиты колоннами представлял собой пещеру. Потайных мест здесь было предостаточно, но хватало и других мест, тех, откуда за ним могли наблюдать затаившиеся в полумраке неизвестные. Надежно спрятать здесь что-то мог бы разве что человек, хорошо знающий храм.
Вот почему Алекс добрался до вершины, где и отдыхал, оглядывая окрестности: раскинувшиеся на западе, за рекой, пригороды с вкраплениями зелени между домов; излучина Евфрата на юге; протянувшийся к полям канал Борсиппа; дорога в Ниппур на востоке.
За спиной у него стоял терракотовый дракон – похожий на собратьев у врат Иштар, но только на задних лапах, – опирающийся на зажатую в передней лапе лопату. Лопата и дракон – символы Мардука. На одном из нижних ярусов ему попались терракотовые статуи львов. А над всем высился утыканный шипами стержневой громоотвод. Спиной к дракону Алекс стоял не случайно – статуя закрывала вид на север, повернуться куда его неудержимо влекла Вавилонская башня.
Компенсируя огорчение гордостью – как-никак на пик все-таки поднялся, – он спустился вниз и, выйдя сО двора через западные ворота, скоро добрался до прибрежной дороги в нескольких сотнях локтей от большого каменного моста. Мимо проходили люди самых разных рас и национальностей, как будто здесь был порт мирового значения. Алекс видел арабов, армян, индусов, греков (конечно же) и даже китайцев. Оглядевшись, он заметил Дебору, одиноко стоящую у парапета набережной, но прежде чем успел подойти ближе, на ступеньках, ведущих к причалам, появился улыбающийся Гупта.
– Привет, Алекс! Нашли, что искали? Или потеряли? Ха-ха! Молились? Просили руководства и наставления? Если да, я к вашим услугам.
Алекс лишь теперь понял, что совершенно забыл помолиться. Нет, неправда. Он вовсе и не собирался молиться, хотя, может быть, и стоило бы…
– Привет, Алекс, – сказала Дебора.
– Что там, внизу? – спросил он, не приближаясь к парапету.
К берегу приставали большие лодки.
Как эти неуклюжие, нескладные суденышки ухитряются не сталкиваться друг с другом и с быками моста, представлялось ему загадкой, и единственный возможный ответ заключался в том, что вода сама направляла их по нужному курсу. Другой переправы через Евфрат не было, а поскольку она соединяла старый город с новым, то и нагрузка на нее приходилась немалая. На прочные столбы укладывали рядами доски. Позднее Алекс узнал, что с наступлением ночи центральную секцию разбирали, и доски оставляли на берегу под охраной. Мосты ведь строят не для того, чтобы по ним гулял враг! Но этот находился в самом сердце Вавилона. Разве не болит разделенное сердце? А может, мост соединял два полушария мозга, и каждый раз, засыпая, город видел два разных сна: сон о прошлом и сон о будущем?