Только вот стоит ли обращаться за помощью к цирюльнику? К тому, кто, несомненно, донесет на него Фессании? Хочет ли он, Алекс, давать ей дополнительный козырь против него? Заложника в лице Деборы?
Впрочем, выход есть. Дебора знает о существовании картриджа. Она могла рассказать о странной находке своему новому приятелю в тюрбане, который определенно занимает какое-то высокое положение. Следовательно, у Алекса есть все основания навести о нем справки и выяснить, не к нему ли отправилась Дебора.
В таком случае ссылка на какие-то особые чувства к Деборе вовсе и не обязательна. Она всего лишь знакомая, случайно увидевшая кассету у него в руках. Игра усложнялась: теперь уже он плел паутину интриги вокруг сбежавшей Деборы точно так же, как Фессания сплела ее вокруг него самого. Алекс понимал, что должен вытащить нужную информацию из Фессании – последовав примеру собирающего зернышки Гупты, – а иначе многого в Вавилоне не добьешься, особенно в делах сердечных. Собственно, других у него и не было. И ни в коем случае нельзя выдать Фессании свои истинные чувства!
Пожалуй, Алексу тоже не помешало бы перебраться в другое место. Почему Фессания должна знать, где он живет, а не наоборот? Если она предпочитает держать связь с ним через Мориеля, то почему бы и ему не сделать то же самое?
С другой стороны, Дебора может устать от своего вавилонского красавчика или он от нее. И тогда она, не исключено, вернется в «Меж двух шкурок». Увы, придется остаться.
– Какая затянувшаяся медитация, – сказал Гупта. – Вы снова что-то потеряли. На этот раз Дебору.
– Снова? А что я потерял раньше?
– Вы ведь испугались, что потеряли что-то вчера утром, а? Что касается вашей подружки, то, насколько я понимаю, у вас появился некий ключик. Вы бросились на поиски ее в лабиринте Вавилона. Мысленно, разумеется. И нашли путеводную нить, скользкую шелковую ниточку, столь же опасную и коварную, как та, из который плетет свою сеть маленький паучок.
Поразительная точность этого замечания всколыхнула прежние подозрения. Фессания упоминала о работающих на правительство шпионах, а Гупта уж слишком усердно водит наживкой у него перед носом. Для человека, прибывшего в Вавилон сравнительно недавно, индиец удивительно проворен. Поселившись на постоялом дворе Камберчаняна не более двух недель назад, он демонстрировал не свойственную новичкам осведомленность.
Действительно ли Гупта приехал в Вавилон вместе с Набу? Пожалуй, стоит спросить у самого нубийца. И еще одно: Гупта определенно понравился Деборе. Могла ли она рассказать ему о находке Алекса?
– А потом этот коварный паучок оплетает сетью несчастную простодушную муху и утаскивает ее в свое логово!
Нет, Гупте доверяться нельзя! Ни в коем случае.
– Может, оставила записку у меня в комнате, – небрежно сказал Алекс. Возразить против такого предположения индиец не мог, даже если и побывал в комнате Алекса во время его отсутствия. Даже если заметил, что из стены вынимали кирпич. – Пойду взгляну. А вы продолжайте собирать зернышки.
Проверив комнату и не обнаружив никакой записки, Алекс отправился к Набу.
Нубиец был у себя – обнажившись по пояс, он делал отжимания.
– Можно войти?
– Конечно. – Набу вскочил и, схватив полотенце, начал растираться. – Вот подумываю, может, лучше стать борцом, чем писцом.
Алекс закрыл дверь.
– Дебора ушла.
– Вот как? Жаль. Такая милая дама. Это из-за вас. Вы с Гуптой ее достали.
Алекс пожал плечами.
– Извини, если обидел тебя вчера. Я не хотел, честно. Можно задать вопрос?
– А кто мешает? Спрашивай.
– Вы с Гуптой поселились здесь в один день?
– Точно.
– А в Вавилон добирались вместе?
– Нет.
– Уверен?
– Конечно, уверен, черт возьми. А что?
– Думаю, Гупта здесь уже давно.
– Ты имеешь в виду на постоялом дворе?
– Да нет же! В городе.
– И чем он тут занимается?
– Шпионит понемножку.
Набу подошел к окну и выглянул во двор.
– Сейчас он болтает с Камбером. Это, по-твоему, и есть шпионская работа?
– Сказал, что выведывает у него кое-какую деловую информацию.
– Зачем ему, если он не новичок в городе, выведывать что-то у Камбера? Парень, у тебя паранойя.
Алекс сдержанно улыбнулся.
– Сервивалисты все параноики. Этот город основан на паранойе.
– Полнейшая чушь.
– А вот и не чушь. Вавилон – проект выживания. Выживание здесь не детская забава для наивных простаков.
– Типа меня, да? Я ведь наивный простак?
– Я имею в виду другое. Здесь с тобой может случиться все что угодно. Тебя могут подкупить, заманить в ловушку, уничтожить. У правительства наверняка есть секретные агенты.
– У какого правительства?
– Вавилонского. Не исключено, что своих шпионов могли прислать и другие. Греция, Индия, Карфаген. – Алекс криво ухмыльнулся. – Выживание – дело тяжелое.
– Все зависит от точки зрения. Судя по тому, какой путь выбрал ты, закончишь игру в темном переулке с проломленным черепом. Прими дружеский совет. Расслабься. Не напрягайся.
– Расслабься? И это советует человек, взмыленный, как скаковая лошадь.
– Ну и что? Зато я никого не задел, никому не наступил на мозоль.
– Вавилон – вот мой череп, – отвечая на собственные мысли, пробормотал Алекс. – Вот что я должен расколоть. Город – мой череп.
– Что ж, играй в свои игры, раскалывай черепа, – бросил Набу, – только меня в них не втягивай.
Так случилось, что в тот же день Набу покинул постоялый двор и исчез из жизни Алекса; разве что однажды, совершенно случайно и издалека, на вавилонской ярмарке в поле за вратами Адада ему попался на глаза чернокожий здоровяк с лоснящейся от масла кожей и почти голый, если не считать набедренной повязки и кожаных ремней на запястьях и лодыжках. Неф демонстрировал мышцы, обрабатывая черный вулканический камень, напоминающий более темный, мобильный, более пластиковый вариант диоритовой колонны на Дворцовой улице с начертанными на ней десятью тысячами клинописных знаков законами Хаммурапи, нравственными установлениями для города, который больше почитал их элегантное словесное оформление, нежели собственно содержание.
Однако же наказание в Вавилоне, как впоследствии узнал Алекс, могло настигнуть нарушителя внезапно и быть очень жестоким. Иногда, впрочем, правосудие состояло не в применении жестоких мер, а в освобождении от них.
Только такой вариант будущего и ждал нубийца. Чтобы взглянуть поближе и снять все сомнения, нужно было пройти меж шумными рядами мелочных торговцев, предсказателей, жонглеров и шутов, но сделать это Алекс не рискнул.
Короче говоря – подобно сказочному мальчику-с-пальчик, отправившемуся в опасное путешествие и захваченному лесными феями или обитающей на болоте заколдованной лягушачьей семейкой, принимающей человеческий облик не чаще раза в год, – в тот день нубиец навсегда исчез из его жизни.
Глава 3
в которой Алекс сорит деньгами и становится дурным предзнаменованием
Летели дни. Небритое лицо Алекса приобретало все более достойный вид по мере того, как щетина превращалась в бороду. Слоняясь бесцельно по городу, он исходил весь квартал Этеменанки, после чего приступил к знакомству с новым городом. Вернувшись однажды после длительной экскурсии, Алекс заглянул в греческий театр, где давали «Андромеду» Еврипида, некогда утраченную, но теперь обретенную.
Хвастовство матери Андромеды, не устававшей расхваливать красоту дочери, задело за живое владыку морей Посейдона, и он наслал на землю страшное чудовище. Чтобы откупиться от Посейдона, девушку приковали цепями к скале в качестве угощения для морского дракона.
Пока актеры в масках разыгрывали на сцене сию драму, Алекс прикидывал ее на себя.
Можно ли сравнить Дебору с несчастной Андромедой? И не Алекс ли выступит в роли смелого Персея, который спасет девушку, обойдясь без помощи знаменитого крылатого коня?