– Что пропишете?
– Предлагаю посмотреть стриптиз.
– Здесь, у Камберчаняна?
– Нет-нет. Я слышал о заведении более интересном. Это недалеко. А специализируются там на – ха-ха – метафизическом стриптизе.
– Как противоположности обычному, физическому? И что же, зритель должен притворяться, что видит, как женщины разоблачаются?
– С раздеванием там все в порядке. Но их действо заставляет аудиторию обнажать душу. Увидите.
– Хорошо, посмотрим.
Вечером они, каждый со своим фонарем, отправились на поиски просвещения по темным, но не тихим улицам, на которых уже рыскали, охотясь за рыбьими головами и прочим дневным мусором, бродячие коты и крысы.
Фонари над входом в заведение освещали вывеску с изображением раздевающейся танцовщицы. Пара македонских солдат прошла через открытую дверь вслед за некими сомнительного вида личностями.
– Вот мы и пришли – «Дом Вуали».
– От возвышенного к низменному, – пробормотал Алекс.
– Возвышенного?
– Не так давно я смотрел одну из величайших трагедий Еврипида.
– Считайте, что пришли на сатирическую пьесу, розыгрыш, что дополняет трагедийное трио. Или дополнял бы, не будь современная публика столь чертовски ленива.
– Не знал, что индийцы так хорошо разбираются в греческой драме.
– А почему бы и нет? Царь Александр открыл нам много нового. Взять, к примеру, домик на спине слона. Его придумал Александр.
– Сам? Лично?
– Удивительный человек. Жаль, что умирает.
Царь умирал последние пять лет. Должно быть, превратился в мумию, восковой муляж.
У входа они заплатили по четверти шекеля привратнику и, оставив у него фонари, прошли за солдатами в большое помещение. Освещенный лампами деревянный помост был увешан всевозможными занавесями. Перед сценой сидела на табурете женщина-флейтистка, развлекавшая столпившихся в полутьме зрителей. В воздухе висел тяжелый запах ладана, густая пелена дыма поднималась из расставленных по обе стороны от подиума глиняных горшков.
Через какое-то время на сцене появилась грудастая женщина в темном платье и с заплетенными в косички волосами.
– Добрый вечер, уважаемая публика! Стойкие поклонники мужских развлечений и безбородые юнцы! Не говоря уж о коварной даме, любительнице маскарада и ценительнице женского тела!
Кто-то из солдат разразился грубым хохотом. Распорядительница понизила голос, добавив мрачных ноток. Флейта зазвучала необычайно низкими басами.
– Сегодня мои девочки исполнят Танец Смерти, Нисхождения в Ад, где спадают все покровы.
– Отлично! – крикнул другой солдат.
– А потом… Кто знает, что потом?
– Мы знаем! – ответил нестройный солдатский хор.
Мадам удалилась; представление началось. Из-за занавески, пригнувшись, выступила совершенно обнаженная чернокожая девушка лет пятнадцати-шестнадцати. Флейта взвыла точно новорожденный. Пританцовывая, девица прошлась по сцене, а потом начала срывать развешенные тут и там черные одежды и напяливать их на себя.
Ожидавшая развития событий в обратном порядке, изумленная публика притихла. Вскоре танцовщица полностью облачилась в черные кружева. Мало того, выпрямляясь, она как будто стала выше и взрослее. Процесс одевания, а вместе с ним и сольный танец завершились появлением на ее голове сверкающей короны.
На сцену выпрыгнула вторая обнаженная девушка. Эта была белая, но кожа ее была хитроумно разрисована напоминающими кости черными полосами, и казалось, на помосте дергается и выгибается живой скелет. Двигаясь неуклюже, рывками, она преследовала черную девушку. И не просто преследовала, но и срывала с нее одежды, начав с короны. Завладев трофеем, белая отскакивала, с каждым разом все медленнее, неохотнее. Что-то жидкое, пот или слезы, стекало по лицу жертвы, из-под волос, застывая бороздками и морщинами, как отвердевающий воск. Лишаясь одежд, она уже не выглядела больше молодой, но казалась сморщенной, как высохшая слива. И когда белая воровка стащила последний покров, перед зрителями предстала старуха, усталая, согбенная, с обвислыми грудями. Белая танцовщица схватила свою добычу и утащила за плотный занавес. Тихо и жалобно всхлипнула флейта.
Неловкая пауза молчания, и аудитория разразилась аплодисментами. Обе девушки, черная и белая, выбежали на помост, чтобы поклониться. Первая уже не казалось такой древностью.
– Ловко! – сказал Гупта. – Надо освоить этот трюк с одеждами. – Какая-то липкая ткань. Морщинится, как старая кожа.
– Так это был только трюк?
– Сопровождаемый удачно подобранными позами и жестами.
На сцену снова вышла распорядительница.
– Спасибо тебе, благодарная публика. А теперь вам предстоит узреть путешествие через пять ворот ада.
И тут Алекс сам вошел в первые ворота ада. Он похлопал по мешочку с деньгами и обнаружил его отсутствие. Приглушенно вскрикнув, обшарил себя всего. Потом опустился на корточки и постарался разглядеть что-то в темноте между ногами, как босыми, так и в сандалиях.
– Кошелек! Кто-нибудь стоит на моем кошельке? – Он выпрямился и схватил Гупту. – Это ваша шутка? Вы взяли мой кошелек? Говорите!
– Конечно, нет. Ничего подобного. Может быть, вы обронили его на входе, когда расплачивались. Подумали, что положили на место, а он выскользнул. Такое случается.
Под звуки ожившей флейты Алекс протолкался через толпу к выходу. Допросил привратника. Поискал на земле.
– Ну как, удачно? – поинтересовался вышедший следом Гупта. Лицо его выражало искреннее дружеское сочувствие.
– Ничего! – Алекс снова схватил индийца, провел руками по его спине, ощупал более сокровенные места. – Вы сказали, что здесь не только раздеваются, но и раздевают. Да, так! А что еще? Что еще у меня отнимут?
– Протестую. Хотя и прощаю, учитывая ваше состояние и невыдержанность. Какой ужасный шок.
– Что толку вас обыскивать. Вы могли спрятать его в задницу. Пожалуйста, Гупта. Пожалуйста, если мой кошелек у вас…
– У меня его нет. И быть не может.
Алекс повернулся к привратнику, с вежливым интересом наблюдавшему за происходящим.
– Отсюда кто-нибудь выходил?
– Вы двое.
– Я имею в виду кто-нибудь еще!
– После первого танца? Нет, вряд ли.
– Значит, вор еще там с моими деньгами.
– Очень удачно. Все, что вам нужно, это встать у входа и спрашивать каждого выходящего.
– Спрашивать?
– Да. Не поднял ли кто-то случайно ваш кошелек.
– Я требую, чтобы представление остановили. Пусть всех обыщут. Воровство – это преступление против закона.
– Конечно. Но сегодня там сорок человек. Кто будет их обыскивать?
– Я. Если вы запрете дверь.
– Это вряд ли всем понравится. Там есть и агрессивные парни. Мало кому нравится, когда его ощупывают.
Алекс застонал и схватился за рукоять спрятанного под туникой доброго греческого ножа. Привратник протянул руку к лежавшей на полке дубинке. Алекс разжал пальцы.
– Дайте мой фонарь.
– С фонарем заходить нельзя. Нарушение баланса освещения.
– Верните мой фонарь! Я иду домой! Спать.
– Не спешите, – сказал Гупта. – С падением покровов смерти вор может испытать раскаяние.
– Что-то плохо верится. И я не намерен оставаться в одной комнате с тем, кто только что меня уничтожил.
– Это преувеличение.
– У меня нет больше денег, Гупта. Совсем. Я – нищий.
– Позвольте предложить вам заем. Могу выделить полтора шекеля на неотложные нужды.
– Щедрость вас погубит.
– Извините, я не Крез. Впрочем, вы вольны отказаться. Сохраните гордость. – Чьи деньги предлагает Гупта? Собственные? Или его, Алекса? – Не хочу чрезмерно себя ограничивать. А этой суммой могу рискнуть.
– Спасибо. Я подумаю.
– А я останусь. Хочу досмотреть то, за что заплатил. Первый номер был на редкость поучительным. Будьте осторожны на обратном пути.
– Полагаете, меня может ждать засада? Новое ограбление?
– Возмущенная душа не ведает осторожности. Человек в таком состоянии думает, что ничего хуже случиться уже не может. А беда ведь в одиночку не приходит.