Был момент, когда меня попросили посидеть с малым. Катя – на работе, бабуля вышла на почту. Я согласился, хоть Максим положительных эмоций у меня не вызывал, особенно после той ситуации, когда назвал меня «козлом». Пересилив себя, я пришел к нему. Мы поиграли, и он даже прилично себя вел. На улице светило янтарное солнце среди голубого, без единого облака неба. Снег словно устеленный одним полотном поблескивал кристаллами на солнце. Я едва сдержался, чтобы не схватить малого, санки, и пуститься на горку. Откуда доносился детский веселый крик, долетающий до окон четвертого этажа.
Ведь с ним никто не гулял, разве только муж, когда забирал на выходные, и то не факт. Чаще Максима затыкали компьютером, и он подолгу сидел около монитора, не замечая остатков еды под ногами. Мне его стало жаль. Какое детство без санок и снега, без прогулок? Вот тебе педагоги – матери и отцы, мысленно плюнув, подумал я.
Со мной же Катя обходилась с большим вниманием. Особенно нравилось, когда она меня купала, как ребенка. Катя сидела на краю ванной и мылила. Это были чистые моменты, по-настоящему чувственные, когда я мог легко говорить, что люблю ее, искренне, без обмана и преувеличения, но не говорил.
Несколько раз ночевал у нее, когда никого не было дома. Малой – у отца, бабуля – у подруги. И там мы были на высоте от счастья. Вокруг нас пахло весной, а сердце переполнялось от любви.
Безработица сильно беспокоила и давила на самооценку. Всевозможные поиски были тщетны. Оставалась только «зона», с должностью младшего комиссара. Я пытался уехать в Крым к брату Кати, но не получилось.
Первые весенние дни мы разносили письма и весело гуляли по закоулкам города, в которых даже никогда не бывал. Меня резко, словно невидимым ударом осенила мысль. Так больше не может продолжаться. Сколько еще я буду сидеть без дела?! И снова решил ехать в Россию.
Да, это было эмоциональное решение. Но частые стычки с мужем, нервотрепка, капризы и безработица давили, как бульдозер. Я заметил, что совсем стал безвольным, даже не мог отказать в элементарных вещах. Забросил семью, плюнул на друзей, дела, перестал ночевать дома. Будто покорный слуга, исполняющий чужую волю, я подстраивался под Кашину.
Этой поездкой я пытался, скорее убежать от проблем, чем от безработицы. Потому что погряз в собственных сомнениях, взвешиваниях. Мне нужно было разобраться в себе.
Катя была в шоке, когда узнала. Она не ожидала такого поворота. Последовала череда капризов, выяснений, истерик. Я пытался объяснить, что мне надоело сидеть на шее у родителей, нужно как-то крутиться. Но она словно не слышала и гнула свою линию. Мол, «тебе плевать на отношения, работу можно найти и в городе. Ты думаешь, тебя там кто-то ждет? Сомневаюсь», говорила Катя с такой уверенностью, будто сама только что приехала из России. Она предложила устроиться кассиром в АТБ, как раз у них кто-то увольнялся.
– Кассиром, я не буду, ты же знаешь, – твердо заверил я.
– Я договорюсь с Сергеевной, буду сидеть на кассе вместо тебя. А ты просто будешь затаривать отдел и все. Только не уезжай, – слезно просила Катя.
Тогда и правда казалось, что она любит. Так рьяно отстаивает, борется. Но решение было принято. Пути назад нет. Внутри себя я переламывал желание остаться с Катей, потому что понимал, что никто мою жизнь не устроит. Одними поцелуями сыт не будешь.
Когда я рассказал другу, что собираюсь уезжать, потому что с работой не получается, а в России есть какая-то надежда, он ответил, что счастье можно достичь в любом месте и не обязательно куда-то ехать. Тогда я воспринял это не как слова поддержки лучшего друга, а словно меня выставили дураком. И моя поездка – не более чем необдуманная глупость. Но тот же друг, буквально через полгода, покинул родину в поисках заработка.
В начале марта Катя сильно заболела. Подскочило давление и пришлось вызывать врача. Не знаю по какой причине такой резкий скачек. Возможно от стрессов или усталости, говорил врач и прописал курс уколов на десять дней. Этого еще не хватало, подумал я. Уколы пришлось делать самому, хоть никогда раньше не приходилось. Но на свой страх и риск, после маленькой лекции мамы-медсестры, я с легкостью справился. И даже немного гордился, что теперь и это умею. Когда Катя узнала, что по окончании курса лечения сразу уеду, начала вдвойне капризничать, переходя все разумные грани. Она стала практически несносной. Но я видел, что значу для нее. Хоть вся круговерть утомляла постоянным напряжением, мне была приятна ее цепкость за отношения. Похоже, они были для нее дороги.