Всей компанией они сидели в каком-то баре или ресторане. Откровенный наряд привлек лиц кавказкой национальности, отдыхавших в том же заведении небольшой группой. Роскошный букет из девяти роз выразил их симпатию и был преподнесен одним из официантов. Южане съедали ее взглядом, кривляясь в улыбке. Тоном, которым она рассказывала, я понял, как ей приятно подобное внимание. От чего мое недоумение начинало превращаться в элементарную ревность. Почему-то всегда от подобных историй портилось настроение, и мне начинало казаться, что я вовсе не знаю Катю. Пропадала чувственная притягательность к человеку. На смену приходили самые отвратительные чувства.
Нам пришлось ночевать в полупустом холодном доме. Катя внимательно осматривала комнаты. С подозрением долго смотрела на потолок.
– Здесь никто не вешался?
Меня будто ведром ледяной воды облили.
– Чего? Не знаю,… нет! – сдержанно ответил я. С чего ей мысли такие приходят. И как мне тренироваться здесь? Как муравьи заторопились мысли.
Зал, в котором нам пришлось спать, был скромен. Четыре маленьких окна, с двух сторон по два. Побеленные известью глиняные стены, кое-где вздутые от сырости и старости. Провода, прибиты сверху внакладку. Занавески чистые – бабушка постирала. Дом в чистоте, но вид немного пугающий. Низкие потолки словно придавливали к полу.
В этом убежище с некой робостью мы провели первую ночь, жаркую, страстную с пламенным дыханием. Медовый вкус после долгой разлуки сменился холодком под сердцем.
Такого не когда еще не было! В чем дело?
Впервые за всю жизнь порвался презерватив.
– Сон помнишь, про маленькую девочку, которую я родила?
Я вмиг потух.
– Он много раз повторялся, будто предупреждал, – словно ясновидящая проговорила она, подчеркивая слово «предупреждал».
Мне сдавило живот, и я ответил, успокаивая себя самого.
– Да ну. Все нормально будет, – скептически сказал я, и насторожился.
Маленькая девочка…презерватив …кто-то повесился…на работу.… Встретить Катю…Рваными фразами закрутились мысли, и мы вскоре уснули сладким глубоким сном. Для волнения не было причин.
Мое утро всегда начиналось раньше. Я оставлял Катю в теплой постели. Побеждая сливочно-нежный сон, шагал на работу. День проходил быстро. Мысли не смолкали о Кате. Словно блаженный предвкушал вечер, когда снова смогу обнять любимую.
Наш первый выходной прошел отлично в своей простоте. Мы полдня провалялись в постели и смотрели фильмы. За окном шел мелкий дождь из стальных натянутых на небе туч.
На новой земле все стало по-другому – новые эмоции, другое общение, больше нежности. Теплые летние ночи под звездами вносили краски романтики. Свежий воздух бодрил. Но горящий взгляд и волнующие объятия вскоре ослабли. Катя похолодела как стальной прут. В ее выражении читалась какая-то озабоченность. Когда я возвращался домой, то вместо ласкового приветствия встречался безразличный взгляд. Непонимание легло отпечатком на вереницу мыслей. Мне было важно понять причины.
Мало-помалу, разговоры заходили о будущем. Какая-то связь с ее озабоченностью таилась в глубине, но потихоньку, маленькими дозами выходило наружу.
Если спросить все ли было хорошо? То ответ не удовлетворительный. Наверное, даже хуже прежнего. Не исключено, что беспорядки на родине породили панику и беспокойство в Катином сердце, Но скорее дело не только в этом.
Однажды, после работы, Катя в страхе передала их разговор с бабушкой.
– Сегодня с бабушкой говорила, – с каменным лицом начала она.
– Как там они, все нормально?
– Бабушка ходила на почту, и там кто-то сказал, что на Тополе танки стоят, – в глазах застыла тень ужаса.
Микрорайон Тополь находился через железнодорожную насыпь от нашего дома, буквально в километре. Тревога перекинулась на меня.
– Постой. Может быть ошиблись? Мне мама бы сказала.
– Нет же, – раздражаясь, уверяла она, – бабушка в предынфарктном состоянии собрала сумки. Даже гардину сорвала с окна.
– Куда она собралась?
– Она в панике! Я не знаю, что делать.
Я чувствовал полное бессилие. Не в моей воле было что-то исправить или изменить. Кроме фразы: «не переживай все будет хорошо», не нашлось более убедительного аргумента.
Какая немощь, аж тошно.
– Нужно что-то делать! Я не могу ждать, когда начнется бомбежка.
– Какие соображения? – неловко спросил я.
– Не знаю. НЕ ЗНАЮ. Нужно уезжать.