Ошеломленный от неожиданности продолжал смотреть в недоумевающие глаза. Ее лицо выражало растерянность. Она выглядела агрессивной, словно готовая напасть, но тут же смягчилась.
– Ого! – Единственное, что она сказала.
Вечернее солнце остывало за щетками густых посадок. Сумеречная тень залила массив города. Воздух наполнился прохладной свежестью. Она спросила у меня:
– Как мама отреагировала?
– На что? – Не сообразил я. Когда понял, продолжил. – Она не ничего знает.
Мы стояли около поручня моста и смотрели вниз на слабо волнующее движение воды.
– Что думаешь вообще? – В Катином голосе ощущалась сладковатая нежность.
– Думаю одно, вас бросать не собираюсь. Не могу я так. Придумаем что-то. А бросить нет. Что может быть важнее, чем вы?
Катя гладила по волосам, задевая маленькой ладонью лоб и щеки.
– А как же мама?
– Не знаю. Очень надеюсь, что поймет.
Чувство преданности, мужской обязательности и правильности поступка вдохновило к новым делам. Ощущение мощной связи усиливалось, будто все прошлые обиды и проступки вмиг растворились. Какая-то принужденная блажь пульсировала в груди, опьяняя рассудок туманной радостью. Я знал, что это фальшивая благодать вызвана насильно, и скоро прекратится.
Незаметно потемнело. Цепи фонарей освещали отдельные участки улиц. Связывающая прохлада упала вместе с росой. Мы прижимались друг к другу. Лаская, словно зазывая, касались любимых мест. Зернистые угольки влечения разгорались до накала. Руками я ощущал ответное желание пылкого тела. Слова не нужны в такие моменты, когда литры феромонов витают в радиусе километра.
Тот замечательный луг прекрасно подошел бы для двух влюбленных. Туда и направились два пьяных от похоти любовника. Летели ускоренным шагом по мрачной пустынной улице. Уморительно длинная проселочная дорога привела, наконец, в густой холод степи. Ночью перелесье не было таким приветливым как днем. Комары стайками впивались в открытые места, беспощадно жаля. Крупный ствол дерева лежал на том же месте и походил на спящее чудовище. Серебряный свет полной луны мистично выделял горбатые холмы. Некая зловещность гуляла на просторах бескрайнего пастбища, придавая остроту слуху и зрению.
Романтика для вампиров приманивала своей строгой, но естественной красотой, прогоняя влажными, морозно холодными потоками порочных смертных. Это место не подходит для жаркой любви.
Обратный путь был пройден живее. Словно теплыми руками нас принял тот же берег тихой реки. Свербящее нетерпение ласкать, любить, буквально душило. Хаотичные прикосновения услаждали внутреннего зверя. Какая-то текучая связь, словно медовая растягивалась и проникала во все уголки тела. Запах волос вперемешку с ночной свежестью поил бездонную пропасть желаний. Катя всеми изгибаниями демонстрировала вожделение.
– Не надо, – тихонечко шепнула она.
Катя, наверное, хотела сохранить приличие, хотя бы словесно. Но поздно, мои руки как искусители проникали куда хотели. Ее тело выдавало рвущуюся готовность.
Мы искали подходящее место, останавливаясь посреди дороги, жадно впиваясь, в губы друг друга. Вытоптанная дорожка вела к небольшому спуску. Самодельные деревянные перила выросли из влажной заросшей земли. Дощатая платформа над водой служила замечательным местом для рыбаков. Фонарь с противоположного берега хорошо освещал маленькую пристань. Ни единой души вокруг! Только редкие всплески рыб искажали отражение луны.
Я четко видел ее упругое, наполовину обнаженное тело. Она отдалась на перилах, без колебаний, охотно. Быстро, словно в перемотке все кончилось. И так же скоро затух огонь любви и ласки. Сласть мешалась с горечью. Шальная блажь вылетела как птица из груди. Словно бесы вытравили все доброе и нежное. Радостные чувства превратились в подобие мятой бумаги. Протрезвев от похоти, я ощущал всю низменность происходящего. Веселье потухло, как искра в ночной мгле. Я будто сжался в размерах. Куда же делась гремящая страсть?
Ноги словно чугунные устало нудили. Бессонные глаза шершаво норовили закрыться. Прогулка вымотала до основания. Мы как скрепленные брачными узами шли, держась за руки.
Угольная темнота обвисала над парадной интерната. Тусклый, желтый свет едва освещал территорию. Замерзший и почти бессильный, я ждал такси. Через минут семь горящая шашками машина припарковалась возле железных ворот дома беженцев.