– Благодарю вас, сударыня, – церемонно сказал Башмаков и встал. – Ванюша, никуда не отлучайся, жди моих приказаний.
После чего дьяк в государевом имени, как велено было писать его в бумагах, Дементий Минич Башмаков, заложил два пальца в рот и громко свистнул. Из переулка ответили таким же свистом, и чуть погодя у садовой калитки появился уже знакомый Ивашке конюшонок – сам на бахмате, другого бахмата вел в поводу.
Башмаков, как почти все московиты, прекрасно ездил верхом. В седло он взлетел, казалось, едва коснувшись рукой конской холки. Дьяку было чуть за тридцать, и он не нуждался в услугах конюшего, подававшего стремя.
– Вот так-то, сестрица, – сказал по-русски Анриэтте Ивашка. – Натворил бед наш Войнушка…
– Еще только собирается натворить, – по-французски ответила она. – На месте господина Башмакова я бы отправила за господином Ординым-Нащокиным надежных людей.
Ивашка чуть было не спросил: зачем? Но догадался сам.
Пропали два дурня где-то в польских чащобах – ну и царствие им небесное.
Жалко было Воина Афанасьевича – все, кто состоял при Афанасии Лаврентьевиче в Царевиче-Дмитриеве, поневоле сдружились, а воеводский сын был хорошо образован, знал ответы на многие вопросы, не наушничал батюшке, если кто-то из писцов или толмачей начудит или явится на службу лишь к обеду. Под батюшкиным руководством цены бы ему не было, а каково сам собой руководить будет? При всем хорошем отношении к Воину Афанасьевичу Ивашка бы ему покупку коня на торгу не доверил – обманут, всучат старую беззубую клячу.
Наутро Ивашка услышал матушкин донос о Петрухиной невесте.
– Я рядом с ней встала, – сказала Марфа Андреевна. – Девка в соку, лет ей не девятнадцать, как Марковна врет, а все двадцать два, нос длинноват, да это все не беда, а вот сущая беда – изо рта воняет.
– Будь она неладна! – воскликнул Ивашка. – Такой нам не надобно! Что ж это такое? На всей Москве для Петрухи подходящей девки нет!
– Марковна сперва норовит лежалый товар сбыть. Погоди, она нам еще двух-трех негодных предложит, а потом, коли хочет с нас денег за услугу взять, и хорошую невесту посватает.
Но не судьба была Ивашке наскоро женить лучшего товарища. В обеденную пору прибежал посыльный – истопник Приказа тайных дел, также Ивашка, передал грамотку. В грамотке сказано: собираться в дорогу, а спозаранку, еще до того, как начнут отворять кремлевские ворота, быть у Боровицких, у калитки.
Ивашка поспешил к Денизе. У нее сидела Анриэтта, и он объяснил женщинам, что, сдается, будет послан в погоню за Войнушкой Ординым-Нащокиным и беспутным Васькой Чертковым.
– Вряд ли они застряли в Курляндии, – сказал Ивашка. – По моему разумению, оба уже в Литве, у литовских панов меды пьют. В Курляндии-то до них легко дотянуться. А Литва не на краю света. Может, месяца через полтора и вернусь. Может, даже к Успенью.
Прибежала Варенька – в одной рубашонке, как все московские дети в летнюю пору, босая, – полезла к батьке на колени; батька, расчувствовавшись, поцеловал тугую розовую щечку.
Анриэтта была занята важным делом – расчесывала длинные темные волосы Денизы. Когда Дениза рожала, косы ей, по обычаю, расплели и все узелки на одежде развязали. Повивальные бабки божились, что оставленный узел завязывает путь выходящему из утробы дитяти. К концу родов волосы так спутались и сбились, что Анриэтта лишь теперь, прядь за прядью, разобрала их.
Ивашка любовался женой. В замужестве она немного пополнела, лицо округлилось, а что кожа осталась смуглой, только чуть посветлела, так ведь и это поправимо: идя на люди, можно набелиться и нарумяниться. Особенно он любил эти длинные пышные волосы – когда Дениза распускала их, то могла, опускаясь на стул или скамью, сесть на кончики. Поймав взгляд мужа, она улыбнулась. Улыбнулся и он. Так они молча подтвердили друг другу свою любовь.
– Значит, завтра у ворот, – сказала Анриэтта. – Нужно собрать вещи…
– Матушка соберет. Она уж знает, что надобно. Что вам, красавицы, привезти? Еще книжек? – спросил Ивашка. – Если добежим до Шавлей или Поневежа, могу заглянуть в лавки. Вы только бумажку дайте – чего купить.
– Хорошего мыла! Румян! Белил! – наперебой заговорили женщины. – Здешними румянами только заборы красить! Бальзамы для губ! Пудру, самую дорогую пудру!
– Напишите, не то забуду!
Со смехом и шутками подруги составили для него список, Ивашка в это время, встав на лавку, высунулся в высокое окошко и громогласно призывал деда Авдея: дед наверняка сбежал к соседу, деду Илье, и засел в соседском саду, в тени, клянет нынешнее развратное время да потягивает холодный квас, а ему нужно баньку топить.