– Богуслав Радзивилл?
Шумилов знал польских вельмож и их подвиги, потому что сам и переводил, и читал переведенные другими толмачами донесения о польских делах.
– Да, именно это имя.
– Я бы не стал хвалиться ухаживаниями такого кавалера.
Анриэтта не знала, что Богуслав Радзивилл с двоюродным братом Янушем немало способствовали началу войны между Россией и Швецией. В пору знакомства с Радзивиллом она была очень молода, политика ее волновала куда меньше, чем плохо отутюженный воротничок и шалости таких же юных соперниц. Потом, живя в Англии, она даже не вспоминала красивого кавалера – все тогда переплелось страшным образом, война с любовью, любовь со смертью…
А вот Шумилов знал, что оба Радзивилла стакнулись со шведами, чтобы предотвратить захват русским войском земель Речи Посполитой. Они затеяли и навязали своей стране Кейданскую унию, по которой Польша и Швеция становились единым государством. После этого поляки называли их не иначе как предателями. Хорошо или плохо, что московиты не взяли эти земли, хорошо или плохо, что русский царь объявил войну шведскому королю, тогда и впрямь трудно было понять.
Януш Радзивилл вскоре после заключения Кейданской унии умер, и это стало чуть ли не праздником для поляков, а Богуслав вскоре помог наладить союз между Речью Посполитой и курфюрстом бранденбургским, направленный против шведов. Может статься, не столько он играл первую скрипку, сколько ловкий курфюрст Фридрих-Вильгельм сумел его грамотно использовать. В конце концов король Ян-Казимир простил Богуслава и послал его воевать со шведами. По странному стечению обстоятельств именно Богуслав Радзивилл, ведя солдат курфюрста, отбил у шведов Либаву и тот самый Гробин, где теперь устроился и явно собирался зимовать герцог Якоб.
– Я не хвалюсь, – возразила Анриэтта. – Я просто считаю, что, ежели ваш беглец оказался в Польше и прибился к королевскому двору, Радзивилл может быть вам полезен. И я могу быть полезна, потому что в свите королевы Марии-Луизы много французов – и дам, и кавалеров. Там наверняка найдутся старые знакомые. А если не найдутся, я заведу новые знакомства, это я умею.
– Я же считаю, что до Польши он не доберется, – возразил Шумилов. – Их двое, у герцогских егерей есть их приметы. Им предстоит проехать по меньшей мере двести верст, чтобы попасть из Крейцбурга хотя бы в Шавли или Поневеж. Путешествовать они не умеют – до сих пор Воин Афанасьевич ездил только под охраной. Заводных лошадей они взять не догадались. Местность, которую им предстоит преодолеть, после войны разорена, за кусок хлеба с них спросят столько, сколько в мирное время – за пирог с осетриной. Я дал егерям денег, они вскоре привезут к нам этих перебежчиков. Остается только молить Бога, чтобы егеря нашли их не слишком поздно. В здешних лесах водятся волки и кабаны, а Воин Афанасьевич плохой охотник. Сейчас у свиней подрастают поросята, и Боже упаси тронуть поросенка. Кабан может клыками распороть человеку живот снизу доверху.
Похоже, он сказал это, чтобы вызвать у женщины отвращение и страх.
– Да, я видела такое однажды на охоте, – безмятежно ответила Анриэтта. – Но вашим перебежчикам может просто повезти – они доберутся до усадьбы, которая не слишком пострадала в войну, заплатят, и им дадут провожатого. Вы не пытались понять, что было на уме у господина Ордина-Нащокина-младшего? Как он отзывался о Польше? Может быть, он хвалил какую-то другую страну?
– Нет, об этом я ничего не знаю, – хмуро ответил Шумилов.
Он по натуре был замкнутым и нелюдимым, а когда пришлось поселиться в Царевиче-Дмитриеве, совсем одичал. Не то чтобы он не ладил с Афанасием Лаврентьевичем… Ладил, как же иначе – с начальством ссориться негоже. Но дружбы не получилось. Так уж неудачно совпало: Ордин-Нащокин был деятелен, всюду совал нос, все ему было любопытно, и он слал письма напрямую в Приказ тайных дел, а что в тех письмах – бог весть; Шумилов же хорошо исполнял свою работу, от поручений не отказывался, но и не просил их, был человеком старой выучки, хотя на двадцать лет моложе Афанасия Лаврентьевича, и к тому же подозревал, что в тайных письмах начальника имеются жалобы на Посольский приказ и на него самого, поскольку он в этом приказе числился.
С Воином Афанасьевичем он тоже не дружил. И теперь лишь понял, что напрасно, – воеводский сынок изнывал от тоски в Царевиче-Дмитриеве, он нуждался в русских приятелях и собеседниках, а если бы такие у него были, может, и не восторгался бы всем заморским, не заводил разговоров со всяким иноземцем, которого нелегкая приносила в кокенгаузенский замок…