– Вот так Столовый переулок, вот так - Скатертный, вот дом вдовы Огарковой, извольте видеть - переулки узкие и долгие. Вот тут двор, тут выход в Скатертный, а вот так и вот так можно дворами пробраться в Столовый.
– И ты там открыто лазил? - недовольно спросил Архаров.
– А я у господина Шварца в чулане ливрею взял, башмаки с белыми чулками, корзинку. Ходил, спрашивал - не забегала ли господская моська, знаете, ваша милость, есть такие гладкие, с плоскими рыльцами, и на ходу хрюкают.
– Шварц научил?
– Он, ваша милость, нас с Максимкой многому учит. Мы умеем вдвоем сопровождать! - похвастался Макарка. - А Демьян Наумович научил из кармана бумаги вытаскивать совсем неприметно…
Архаров решил про себя, что наука, конечно, для архаровца полезная, однако Демьяну Наумовичу следует дать хорошую оплеуху, чтобы не портил мальчишек. Тут же явилась другая мысль - отчего не Яшка-Скес, известный шур, обучает их воровским ухваткам, а именно Демка? Сразу последовал ответ: Яшка, повязанный круговой порукой, более или менее честно выполняет обязанности, и коли завтра велено будет архаровцев распустить, на его бледной роже не отразится решительно никакого страдания, он преспокойно вернется к прежней жизни; Демка же рвется вверх, желает добиться чинов и денег, вот и совершает благодеяния, о коих его никто не просил.
Для обер-полицмейстера эти хитросплетения человеческих интересов, эти запутанные связи между его подчиненными были куда занимательней французских романов, даже в артистическом чтении Клавароша.
– Продолжай, Макар Иванович…
Макарка улыбнулся - понял, что это обер-полицмейстерская неуклюжая шутка.
– Так, ваша милость, я там пошарил и три выхода сыскал. Этот господин Шитов, у которого наш человечек служит…
Архаров усмехнулся - паршивец прелестно скопировал интонацию бывалого полицейского.
– Так он во втором жилье комнаты снимает, и я со двора на окна глядел - там из крайнего окна можно запросто на крышу каретного сарая перебраться, только это не огарковский сарай, а соседский.
– И ты решил, что почтенный господин будет по крышам скакать?
– Так он и скакал же!
Вот тут Архаров и поднял наконец глаза от Макаркиного плана.
Глаза подчиненного не лгали - он точно видел, как немолодой француз благородной внешности, свидетельствующей о склонности к кабинетным занятиям, ночью выбрался в окошко, как ежели бы его в двери не выпустили, и дворами, огородами, закоулками отправился в сторону Козьего болота.
Это было еще одно недоразумение московской жизни - в трех шагах от Тверской доподлинное болото с прескверной репутацией.
Болото как таковое для холмистого города было не в диковинку - вот ведь и Балчуг по-татарски значит «болото», и на Неглинке, у самого Охотного ряда есть топкое место под названием Поганый брод, да и вспомнить, где казнили маркиза Пугачева… Но ни одно не обросло столь страшными преданиями.
Окрестные жители, тараща глаза, жутким шепотом сообщали о живущем на дне запущенных и заросших Патриарших прудов чудище, которое хватает и утаскивает под воду гусей, уток, даже свиней, что пришли на берег поваляться в грязи, даже тех пьяных дураков, что лезут туда искупаться. И вроде неглубоко, а шарить баграми бесполезно…
Архаров же полагал, что нечистая сила - сама по себе, а лихие люди, спускающие в болото труп загулявшего купца, сначала освободив его от одежды и от кошелька, - сами по себе.
Дурная слава болота каким-то загадочным образом увязывалась с его названием, о чем Архаров не знал. Были Козьи болота и в Киеве, и в Муроме, и в самом Санкт-Петербурге, каждое славилось своими пакостями. Московское, кроме всего прочего, еще и благоухало примерно так же, как Неглинка.
Было время, когда с этим злом пытались бороться - еще патриарх Иоасаф велел выкопать три рыбных пруда, питавшиеся подземными ключами, и таким образом осушил эту местность. Кроме всего прочего, выращивали там коз, на продажу шли и молоко, и шерсть, откуда и взялось название болота. Но император Петр Алексеевич избавил Россию от патриархов, ухоженная Патриаршая слобода захирела, за прудами не следили более, и болото вернулось на прежнее свое место. Отдельные его края были вовсе непроходимыми.
– Стало быть, ты провожал его до болота? - спросил Архаров.
– Нет, ваша милость, он раньше в дом вошел.
– Что за дом?
– Вот тут, - Макарка осторожно показал на план местности.
– А улица?
– Я приметы запомнил. Там церковь приметная.
– Прелестно. И что - ты ждал его у дома?
– Я, ваша милость, вздумал подождать на лавочке, - жалобно сказал Макарка, - там лавочка у ворот стояла, а я с раннего утра в наблюдении… Задремал, поди, а он либо там остался, либо как-то иначе вышел, либо я его не заметил… я до рассвета сидел, глядел…
Следовало выругать парня, но Архаров сдержался. Кабы он знал, что француз ночью в окно полезет, то велел бы наладить попеременное наблюдение, чтобы трое человек поочередно присматривали за домом вдовы Огарковой. И то еще диво, что Макарка торчал там до полуночи и увидел сию странную вылазку.
– Позови Арсеньева, Клавароша, Савина.
Архаров отдал Федьке донесение Макарки и отправил их обоих разбираться, в каком таком доме исчез господин де Берни. Жеребцов получил приказание наладить более основательное наблюдение за французом. От Клавароша потребовалось пространное описание всего, что он подметил при своем знакомстве с учителем.
Архарова более всего интересовано положение этого учителя арифметики в семействе отставного гвардейского полковника Шитова. Должен же быть какой-то договор с хозяином о труде и вознаграждении, а также об условиях проживания.
Сам он, не имея детей, никогда учителей не нанимал, но если бы нанял - первым делом запретил бы приставать к дворовым девкам, совершенно не заботясь, где француз будет удовлетворять амурные побуждения.
– Когда сам я служил в учителях, то кондиции были таковы: от хозяина кровать со всей постелью, две пары платья… Меня научили соотечественники, что надобно писать «купленное сукно», потому что эти господа могут приказать сшить кафтан из сукна… м-м-м…
Клаварош изобразил руками нечто вроде маятника.
– Сашка! - крикнул Архаров.
Саша, сидевший в соседней комнате, тут же явился.
– Клаварош, как это будет по-французски?
– Tisse sur metier a bras.
– По-русски?
Саша на мгновение задумался.
– Домотканый, поди, ваша милость.
– Не уходи. Клаварош, продолжай.
– Еще в кондициях пишут шубу, рубашки, башмаки, чулки. Будет или нет человек для услуг… Еда с господин… господского стола. Деньги - мне обещали сорок рублей в год, а когда окажу иные услуги, будет иная плата.
– Пишут ли что о домашнем распорядке - когда можно уходить со двора?
– Я не писал. А когда бы хотел покупать одежду сам - то платили бы восемьдесят рублей. Но проверяли бы, дабы одет был непостыдно моей должности, сукно на кафтан не меньше рубля аршин, шерстяные чулки и платье холстинное - не велено.
Архаров хмыкнул - зимой он сам предпочитал простые шерстяные чулки, потому что - поди знай, куда понесет тебя в ближайшие полчаса нелегкая из теплого кабинета…
– Ты, мусью, встреться-ка с тем кавалером еще раз. Пожалуйся - сыскал-де место, да только со двора уходить не велено, так не надобен ли его хозяевам кучер, который по уговору дважды в неделю будет по вечерам уходить на два, на три часа. Придумай что-нибудь - метреску-де завел…
– Я придумаю, ваша милость.
Отпустив всех, кого приспособил к слежке за учителем-французом, Архаров стал собираться в Пречистенский дворец. Нужно было доложить государыне, что она вольна переезжать в Коломенский дворец - он безопасен от всяких неприятностей, а заодно и уточнить время ее паломничества к Троице-Сергию. Кроме того, он был приглашен на обед.
Архаров уже освоился в обществе государыни, но прекрасно видел - чем-то не угодил, лицом ли, фигурой ли, и менее всего грешил на многословие, а князь Волконский тоже не догадался подсказать, чтобы подчиненный растолковывал императрице свои мысли менее дотошно - не с дурочкой же говорит, а с умнейшей дамой во всей империи.