…укол иглы, голос врача, вибрирующий в имплантанте (а не возникающий в её сверхчувствительных ушах), ощущение мрака, поднимающегося от кончиков пальцев ног… в ней осталось лишь эхо собственного страха, и потом ещё долго, очень долго, она ничего не чувствует (и одновременно, непостижимым образом, все это длится одно короткое мгновение)…
…а потом… пробуждение в пустоте.
Ее высшие чувства — зрительные и слуховые, а не первичные, животные — осязание, вкус и запах — исчезли, как и способность говорить. Иногда она общается с окружающими при помощи имплантанта, но лишь в тех случаях, когда её охватывает всепоглощающая паника. Слова указаний проникают во внутренние отделы её мозга, имплантанты фиксируют реакцию каждого нейрона, постоянно проверяя, меняя, создавая новые связи, используя те, что раньше служили для зрительного и слухового восприятия, чтобы вызвать новые ощущения, новые способности, которые сделают её (так говорили) намного ценнее всех остальных обитателей планеты.
Она оказалась первым удачным пациентом — ей сразу стали доступны вещи, которые другим давались путем долгих и упорных тренировок, занимающих иногда несколько лет. Сама операция была не только аморальной, но и противозаконной.
Более того, эксперименты ставились над детьми, не достигшими половой зрелости. Однако один удачный опыт мог принести миллионы.
Все это и многое другое Майи узнала от врача в тот захватывающий момент, когда её разум открылся в первый раз — и она легко вошла в его мозг, стремительно поглощая информацию и оставляя за собой лишь сожженные руины.
Она была похитительницей. Ее такой сделали.
Прошло много времени — и тренировок, — прежде чем Майи по-настоящему овладела своими поразительными способностями. В определенном смысле ей повезло, что из десяти объектов, на которых она проводила свои эксперименты, девять умерло. Если бы врач выжил и его опыты были признаны удачными, кто знает, кому бы её продали?
Майи постепенно училась контролировать себя — в конце концов она поняла, что должна стремиться к тому, чтобы обуздывать свои способности. Она знала, что больше подобных операций не будет. И не только из-за того, что теория погибла вместе с врачом, просто риск слишком велик — риск создать чудовище, потерпеть неудачу или быть пойманными.
Следовательно, они захотят избавиться от нее, причем так, чтобы она ни о чем не заподозрила.
В результате она сбежала в реальный мир. И очень, скоро поняла, что её способности — весьма сомнительный дар.
У неё не было зрения — такого, каким она его когда-то знала, но лишь впечатления от зрительных образов. Кто-то видел нож и думал о потерянном любовнике; здания будили мысли о давно умерших людях и прошедших событиях, которые не имели к ней — постороннему наблюдателю — никакого отношения. А звуки приносили непрошеные воспоминания о голосах, песнях, криках и стонах. Ее мир оказался вторичным, проходил сквозь фильтры разума других людей и появлялся перед ней в искаженном виде, лишившись своей первозданной свежести. Она начала терять собственный голос в непрекращающихся отзвуках отраженного эхо, в мире, наполненном переживаниями других людей.
Однако она выжила, осмелела, начала путешествовать, получила помощь от опытного похитителя в Фал-Сома, который находился во многих световых годах от её дома…
…работала…
…и…
…вернулась, лишившись собственных мыслей. Но ненадолго. Все, что она видела — своими собственными глазами и ощущала кончиками пальцев, — оранжево-серая скала перед ней и пыль на ладони.
Рощ. Не Майи, проданный ребенок, объект жестокого эксперимента, скиталица — молодая женщина-суринка, сидящая рядом с ней, мысли которой блуждали где-то далеко, но которой всего несколько мгновений назад она была. Нет, не Майи…
Когда вернулся Эммерик, Рош обратила внимание на его неестественную бледность. За ним бесшумно, словно тень, возник Кейн — как и прежде, полный нерастраченных сил.
— Вы их нашли? — спросил Веден.
Эммерик посмотрел на Кейна, но ответил не сразу.
— Да, нашли, — наконец тихо проговорил мбатан.
— И?.. — нетерпеливо спросил Веден.
— Я больше их не чувствую, — сказала Майи. — Совсем.
— Нам пора двигаться, — проворчал Эммерик, закидывая за спину рюкзак. — За этими могут последовать другие, а до Креста уже совсем близко.