И Шендер Фикс ничего не мог сделать с насмешниками.
Мальчишки так извели Шендера Фикса, что он даже согласился с жениным предложением переменить свою работу.
Сора-Лея давно мечтала о том, как бы удалить мужа от местечковых соблазнов. И, после долгих размышлений и совещаний с теткой Гитой, Сора-Лея нашла одно средство: надо было уговорить Шендера стать «поливником» — развозить по деревням глиняные горшки, миски, кувшины, а с ними и прочий мелкий товар.
Когда тетка Гита, обсуждая вопрос, предупреждала Сору-Лею, что она по целым дням не будет видеть своего мужа, Сора-Лея ответила:
— Гори на нем кожа! Зато, по крайней мере, я буду спокойна, что на деревне этому Емараю Емаревичу, этому кабану уже не за кем будет бегать! Сора-Лея знала, что говорит: Шендер Фикс, при всем своем распутном нраве, был ревностным иудеем и самолюбивым человеком. Он в разговоре никогда не упускал случая напомнить:
— Слава богу, в моем роде нет ни одного выкреста и ни одного ремесленника!
И вот Шендер Фикс стал поливником.
Но даже перемена работы не избавила Шендера Фикса от прозвища: местечко попрежнему называло его Емараем Емаревичем. И с этим метким прозвищем Шендер Фикс вырастил детей, состарился сам, пережил войну и увидел Революцию. Революция — такое, кажется, обыкновенное слово, а сколько необыкновенных событий произошло в местечке благодаря ему!
Кто бы предполагал, например, что когда-нибудь в хоральной синагоге вместо Арон-кодеша[3] будет стоять знамя физкультурников? И какому местечковому фантазеру могло взбрести на ум, что настанет день, когда никчемный кустарь-ремесленник будет кичиться над торговцем своей работой? Однако, такой день настал.
Меер-Цон, кузнец Меер-Цон, прозванный так за свои, непомерно длинные, уродливые зубы, стал хозяином целой волости — председателем исполкома. А еврейские дети, которых раньше гнали прочь даже от шагающих на базарной площади пожарных, теперь смело маршировали по всему местечку с барабанным боем. И отцы, глядя на них, не знали, что делать: радоваться или печалиться.
Одним словом, местечко понемногу привыкло ко всем этим сногсшибательным переменам и больше уже не удивлялось ничему.
Оттого постепенное разорение тетки Гиты вовсе не произвело должного впечатления на мещан. Тетка Гита, пристроившая в последние годы к трактиру «штаны» заезжий двор, потеряла теперь и то и другое и умерла не столько от своей застарелой сахарной болезни, сколько от горечи этих двух потерь.
Вместо трактира в ее доме поместилась столовая Ц.Р.К. и единственной памятью о тетке Гите — кроме ее шестерых дочерей — осталось, излюбленное мещанами, название дома. Еще и до сих пор можно было услышать, как какой-нибудь исполкомский делопроизводитель говорил по старой памяти своему сослуживцу:
— Ты где сегодня обедаешь, в штанах?
Впрочем, о тетке Гите осталась еще одна память: прозвище Шендера Фикса. Шендера Фикса все продолжали звать попрежнему — Емараем Емаревичем, несмотря на то, что он уже дождался внуков.
Жизнь семьи Шендера Фикса с Революцией изменилась так же сильно, как вообще изменилось все вокруг. Прежде всего, наконец-таки от старости издохла кляча, на которой Шендер Фикс столько лет развозил по деревням поливу и прочий, необходимый для деревни, товар. Затем выросли и покинули отцовский дом дети.
Дочь Шпринцу Фиксы выгодно выдали замуж за владельца писчебумажного магазина Берку Картона. Но Берка Картон оказался странным человеком. Вместо того, чтобы продавать, как прежде, переводные картинки и тетрадки в косую линейку, он почему-то предпочел уехать в Джанкой пахать землю. И, к большому огорчению Шпринцы, ей совсем неожиданно пришлось стать женой самого обыкновенного землероба.
К сыну Шендера Фикса, Ицхоку, судьба была более милостива. Ицхок с детства не любил торговли и, пока он ходил в хедер и гонял по задворкам соседских коз, отец приготовил для него дело. Шендер Фикс, привыкший за свой век к насмешкам, не придавал значения тому, что станционные подводчики всегда трунили над балагулами:
— Ио́в, Ио́в, а ти далёко Шклов?
Он решил сделать своего сына балагулой, благо и лошадь и телега у него были.
Но время разбило все хорошие планы Шендера Фикса. Сперва подохла кляча; затем Ицхок перестал различать молочную и мясную посуду и начал курить в субботу, словом, записался в комсомол; и наконец поступил на службу в уездную милицию. И мещане, вместо того, чтобы потешаться над Ицхоком-балагулой, стали с почтением смотреть на красный околыш его фуражки.
Так старики Фиксы остались жить в своем доме на Стеклянной улице одни.
3
Арон кодеш — самая священная принадлежность всякой синагоги: ковчег, в котором хранится свиток Торы.