Ц и л к а. Карл, ты будешь со мной плясать! Мне всю неделю снилось, как мы с тобой отплясываем.
М а р т а. А у меня любовная лихорадка!
Р о з и. И со мной попляши, Карл! Увидишь, какая я легкая! Я тебя безумно люблю.
К а р л. Отстань от меня, добром прошу! Я скажу Залокару.
М а р т а. Теперь уж ни мужчин, ни парней не осталось, кто плясать умеет! Только ты, Карл! Ты один!
К а р л. Пусти! Дура! Куда ты меня тянешь?
Р о з и. Карл танцует по-старому: трам-пам-пам и пол пополам!
Ц и л к а. Да тут немудрено и потолку расколоться!
Р о з и. Уж как он прижмет! Посмотри, что ногами вытворяет!
К а р л. Рози, ну хоть ты будь поумнее! Кыш, бабы! Ой-ёй-ёй!
Женщины, хихикая, передают его друг другу, как куклу, вертят, щекочут. Карл отбивается, кричит изо всех сил.
Хватит! К дьяволу!
Его отпускают. Карл водит носом, принюхивается.
М а р т а. Ты что, Карл?
К а р л. Венками пахнет!
Р о з и. Совсем сдурел! Какими еще венками?
К а р л. Надгробными венками, я сказал!
Р о з и. Уж лучше бы ты ругался! Знаю я тебя: тебе бы только флаг пожарной команды за чьим-нибудь гробом тащить. Ну и фантазии!
Ц и л к а. А форма у пожарных красивая!
М а р т а. Придумали! В одной корзине я видела мужской выходной костюм!
Цилка и Рози с восторгом берутся за дело: хватают Карла, который не может с ними сладить, и волокут за ширму. Ширма колышется. Смех, сопенье, тихие мольбы. Скрип корзин. Кларнетист негромко наигрывает.
К а р л. Ой! Ой-ёй-ёй! Гадюки! Отдай штаны! Штаны не тронь, говорю! Ой!
М а р т а. Так! Стой спокойно! Дай застегну. Вот увидишь, какой ты будешь хорошенький, чистенький!
Р о з и. Как гроб с музыкой!
Ц и л к а. Еще немножко!
М а р т а. Смотри лак не поцарапай!
К а р л. Ну, вы спятили. Сейчас Залокар придет! Я не позволю так с собой обращаться!.. Сюда идут!
М а р т а. Взгляни-ка на него.
Р о з и. Ну прямо как министр в прежние времена!
Ц и л к а. Наш папочка говаривал: фрак и шапокляк!
Шум. Восклицания. Сопение Карла. Справа появляется П е р ц.
П е р ц. Моей тут нету?
Кларнетист отвечает издевательским глиссандо.
(Обозлившись.) Поцелуй меня в зад, дурак несчастный! (Уходит.)
Ширма опрокидывается. Среди корзин, чемоданов, разбросанной одежды стоит Карл, облаченный в визитку, которую Теща показывала Яне. Брюки и ботинки на нем свои. На голову ему женщины водрузили полуцилиндр. Они прыгают вокруг, аплодируют.
М а р т а. Браво! Как здорово!
Ц и л к а. Дадим тебе венок или какой-нибудь флаг, и можешь фигурять на похоронах!
Р о з и (подражая воображаемому оратору). Прощай, дорогой дружок! Прими наш последний венок! Рано ты нас покинул…
Карл замахивается на Рози. Мускулы лица напряжены, точно он скрипит зубами. Женщины замолкают.
Ц и л к а (испуганно). Карличек, ты что?! Ради всего святого…
К а р л. Я не скажу «как вам не стыдно», потому что вам этого не понять! Нет! Вы даже не знаете, что это такое! Вам это и не снилось! Стыдливость отбросила копыта. Аминь! И приличия тоже похоронены. Какими вам быть, когда в наше время на все плюют и про все говорят — дрек! Авто и jewel box[29] — единственные ценности! Морды себе раскрасили, ходите по деньгам, из старого человека дурака делаете! Живете одним днем, как цыгане… Никто не задумывается, что будет через неделю… Повеселимся, братцы, посмеемся, да вот хоть бы над Карлом. И похороны вам тоже цирк или театр… (Неожиданно, в бешенстве.) Но погодите, суки, увидите, какова смерть! Будете лежать в опилках и смердеть, как пятьдесят пьяных Карлов!
Женщины испуганно отпрянули.
(Ступает по разбросанной одежде. Выхватывает лоскуты черного шелка, черные вуали, черные пледы, швыряет ими в своих мучительниц. Белые наряды дополняются пропахшими нафталином реликтовыми приметами траура.) Вот тебе! На рекламу твоих похорон! И тебе тоже!