В и д а. Слезай с моего крючка, зануда!
Я н е. Пардон, но мне кажется, это из мужского лексикона.
В и д а. Некогда мне думать о нюансах!
Я н е. Понятно! Такие примеры нам тоже известны.
В и д а. Видишь ли, мне приходится много работать.
Я н е. Все еще?
В и д а. Да, все еще.
Я н е. А времени вам не жаль?
В и д а. Времени? Да ты, отец мой, кусачий, клянусь богом!
Я н е. Что есть, то есть.
В и д а. И как ты живешь с такой путаницей в башке? Ты бы хоть раз прошелся по белу свету среди бела дня!
Я н е. Между белым светом и мной — крышка люка, которую мне не поднять. У меня даже нет сил попробовать. И вообще, в любую эпоху бывают несчастные люди.
В и д а. А как же со временем, которого жаль?
Я н е. Эх! Если оглянуться на годы, когда я бил баклуши, а лучше сказать — сидел в трактире, можно увидеть только осень и зиму. Разве это не странно?
В и д а. Мало того, что ты с придурью, ты еще и придуриваешься!
Я н е. Хотите услышать о летних месяцах и о моем воспитании?
Вида кивает.
(Раскачиваясь из стороны в сторону, поет[25].)
Короткая пауза. С шоссе доносится гул машин, звуки гармоники или электрогитары.
Спеть еще?
В и д а. Нет, мерси!
Я н е. Ну что, возгордилась?
В и д а. Своей нормальностью, что ли?
Я н е. Ну да!
В и д а. Все, что ты набубнил — чушь! Ерунда! Кошкины слезки! Ишь наложил полные штаны! Трус! Паникер!
Я н е. Дерьмо!
В и д а. Точно! Весь в дерьме. (Показывает рукой.) Вот до этих пор.
Я н е. Ах, я несчастный — povero mi — как говорят в Триесте.
В и д а (долго и внимательно смотрит, качает головой, удивляясь скорее себе, чем ему; спокойно). И все-таки ты мне нравишься! Чертовски! Даже очень.
Я н е. Тс-с-с!
В и д а. Подойди поближе, хоть от тебя и несет перегаром!
Я н е. Я стесняюсь и боюсь.
В и д а. Прекрати! Ну-ка, посмотри мне в глаза! У тебя в зрачках маленькие пятнышки. Это остается от каждого чужого взгляда. Я хочу оставить самый большой след.
Я н е. Девочка, пожалей меня!
В и д а. Я могу тебя отсюда вытащить. Я чувствую, что должна тебя вытянуть любой ценой. Я хочу тебя вытянуть! Все не так плохо, как тебе кажется.
Я н е (улыбаясь, кончиком пальца касается ее лба, щек, губ, подбородка). Твой лобик создан для здравых и разумных мыслей. Эти щечки — для ямочек от улыбки. Губки…
В и д а. Ты не смеешь себя жалеть!
Я н е. Ну, уж этого ты мне не запретишь!
В и д а. Запрещаю!
Я н е. Неужели ты такая сильная?
В и д а. Как бульдозер!
Я н е. Господи помилуй!
В и д а. А ты мне нравишься… Странно… Мне кажется, я тебя знаю чуть не с детского садика, и еще, кажется, я всю жизнь смотрела в твои смешные пестрые глаза…
Я н е. Замолчи! Умоляю, молчи!
В и д а. Ты же знаешь, я не буду молчать!
Дверь в комнату открывается. Это Т е щ а. Она несет на растопыренных руках сильно накрахмаленную простыню из дамаста.
Т е щ а. Это простыня Ирмы. Теперь она твоя. Давно лежит, а все еще пахнет ее духами.
З а н а в е с.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Двор между старым и новым домом. Домов не видно, но потом, когда окончательно стемнеет, из окон с обеих сторон будет падать яркий свет. Через двор протянуты гирлянды разноцветных лампочек. Столы, стулья, скамейки — все, как обычно на вечеринках. Справа, со стороны нового дома, доносятся голоса гостей — обрывки фраз, выкрики; звякают вилки и ножи, гремит расставляемая посуда, слышится полька. За столом в глубине сцены спит подвыпивший пожилой гость. Это К а р л. Он храпит. Время от времени встряхивает головой, что-то бубнит, пытается напевать песенку. Подходят запоздавшие г о с т и. Среди них — т р и с о с е д к и, которые помогали при переезде. Это отнюдь не служанки — согласились помочь из любезности. Известно, что в деревне принято помогать друг другу, а Залокар к тому же — важная персона. У этих женщин есть имена; теперь они нарядно одеты. Одна из них, Цилка, вдруг останавливается.