«Блудный сын» и другие пьесы

У меня за спиной горы наработанного материала:
Мои труды — о тайне прекрасного в литературе и живописи.
Я воспел все это в звуках родной речи.
В ночных бдениях меня окружали образы предков,
Стремившихся из тьмы забвенья к свету наших дней,
Чтобы подвергнуться испытанию диалектикой.
Я никогда не забывал об исторической перспективе.
На постылой чужбине всегда я грезил родиной.
Горы, что я долбил, были тяжелы, как земной шар.
Камень был тверд и холоден, как одиночество.
Но я все копал и искал,
Упорный и неутомимый, и нагота чистого разума
Была единственной наготой, к которой я прикасался.
Вы делали окна, двери, сундуки,
Покупали в Швеции новые станки.
А я педантично отделял руду от пустой породы.
На свет моего фонаря шли свежие силы —
Юные ученые, цвет нашей молодежи.
А мой брат штамповал детали из пластика.
Наконец пришла мне пора отложить кирку
И снять шахтерскую лампочку с усталого лба.
Мой труд сияет, как гора каменного угля
Под яркими лучами солнца.
Я засажу виноградник бесконечными рядами лозы,
И осень мою увенчает не смерть, а любовь!

Я н е. Великолепно!

П р о ф е с с о р. Я не умер! И по-хорошему я не дамся!

Я н е. Да уж где там! Беру свои слова обратно.

П р о ф е с с о р. У меня хватит сил сразиться с каждым, кто полезет в мой огород, запомни!

Я н е. Бей племянников!

П р о ф е с с о р. Бей!

Я н е.

Ой, жандармы студента поймали,
Поймали, да крепко связали,
Да в темницу его потащили…

Эй! Послушай, дядя! Слушай, что они поют!

Из старого дома слышно тихое, мелодичное пение; поскольку стены дома толщиной в две сажени, песня доносится словно бы со дна колодца, слов не разобрать, но можно догадаться, что это — «Лесок уже зелен». Поют женские голоса. Над сценой сталкиваются эта русалочья песня, храп пьяного Карла и отдаленное блеяние фольклорно-эстрадного трио.

П р о ф е с с о р (обернулся, вглядывается в освещенные окна, бросается к дому; слышно, как он дергает ручку двери, колотит кулаками, вопит). Откройте! Вида, я же знаю, что ты там! Выйди немедленно! Кончай ломать комедию! Зачем ты заперлась? Что за идиотский фарс! Откройте! Вида!

К а р л (просыпается). Как, его еще не расстреляли? Черт побери! Он же со вчерашнего дня ждет своей очереди.

Я н е. Спи, спи, Карл! Я с тобой.

Карл укладывается поудобнее на стол. Яне жестом епископа благословляет его. Песня смолкла.

П р о ф е с с о р (возвращается, он потрясен, взволнован. Что-то обдумывает). Извини, я забыл, как тебя зовут?

Я н е. Яне.

П р о ф е с с о р. Да, да! Твою покойную маму звали Иванкой. Тихая такая была девушка… Подойди ко мне, а то этот пьяный все время подслушивает.

Я н е. Что ты! Да у Карла башка забита собственными фантазиями, ни о чем другом он не помнит! Ну, чем порадуете, дядюшка? (Спрыгивает со стола и подходит к дяде.)

Кажется, в голове Профессора зашевелились новые мысли. Словно натянулись какие-то струны; этот человек сложнее, чем кажется на первый взгляд. Разговор течет ровно, как ручей.

П р о ф е с с о р. Поговорим серьезно! Мы с тобой интеллигентные люди.

Я н е. Слишком много чести.

П р о ф е с с о р. Оставь излишнюю скромность, если это скромность, и брось свой сарказм, если это сарказм. Да, мы — интеллигентные люди! Кто вокруг нас? Толстозадые, алчные типы, то, что теперь называют ремесленниками. Кошмар!

Я н е. Они, конечно, потребители, дядя, но они и вкалывают!

П р о ф е с с о р. От звуков их польки и от их самодовольства меня наизнанку выворачивает!

Я н е. Мы же решили поговорить серьезно.

П р о ф е с с о р. Я думаю, тебе ясно, зачем я, собственно, приехал?

Я н е. Вчера ты высказался совершенно определенно.

Справа появляется  З а л о к а р. Ему жарко, он расстегнул ворот рубашки и ослабил галстук. Заметив брата и племянника, останавливается и прислушивается. Они его не видят.

П р о ф е с с о р. Интеллигент не имеет права быть дураком!

Я н е. Это точно!

П р о ф е с с о р. Он не должен допускать, чтобы над ним смеялись!

Я н е. Боже сохрани!