— Наслаждаешься обстановкой, безжалостный негодник, — прошептала ему Дездемона. — Примеряешь всех на свой полицейский лад.
— Да уж, — отозвался Кармайн, поднял руку жены и поцеловал. Его глаза блестели. — С тобой здесь никто не сравнится.
Она вспыхнула.
— Своей лестью ты заслужил честь помассировать мне спину сегодня ночью, иначе я завтра слягу.
— Договорились, — ответил он и улыбнулся Патрику с Несси, севшим между Хорри Пинкертоном и Дейвом Цукерманом, главой службы соцобеспечения. Дерек Дейман и его жена Аннабель тоже только что прибыли. Он продвинулся с поста директора средней школы Тревиса до начальника управления образования. Хорошо, что стол города мог похвастаться чернокожей парой — у стола Чабба не было ни одной.
— Смотрите, какое хорошее расстояние между стульями, — заметил Дерек, сидящий напротив Кармайна. — Если мясо окажется жестким, я вполне смогу расставить локти, когда буду его резать.
— И не сомневайся, если захочешь поставить локти на стол, — ответил Кармайн. Это — твой первый банкет, твой и Фернандо, но для меня он уже восьмой.
— Мясо действительно будет жестким? — обеспокоенно спросил Фернандо.
— Воспринимайте это так, парни: если мясо окажется жестким, то на следующий банкет вместо главного блюда подадут поставщиков еды. Эм — Эм в данном вопросе очень строг. — Кармайн поднял свой бокал самонтильядо[11]. — Выпьем за банкеты Чабба!
— С точки зрения полицейского, они, вероятнее всего, будут скучными, — сказал Фернандо и отпил из своего бокала. — Ого, какой хороший херес!
— У Чабба очень хорошие запасы, джентльмены.
— Кто сидит за первым столом, после главного? — спросил Дерек.
— Первые лица Чабба. Из правления здесь декан Боб Хаймен и три представителя Парсонсов: Роджер — третий, Генри — третий, а также тот болтун, Ричард Спейт. Не переживайте за Дуга Твайтеса — он с легкостью сделает из них фарш.
Томас Тарлетон Тинкерман, новый декан Издательства Чабба, держал речь перед братьями Парсонсами; остальные, сидящие за главным столом, его тоже слушали, но по — разному: кто — то охотно и внимательно, а кто — то скептически.
— ИЧ вернется к своему истинному предназначению, — говорил он, — и оставит выпуск научных изданий тем научным учреждениям, чьи области интересов и возможности позволяют делать это качественно. Издательство, согласно моему замыслу, уделит внимание тем незаслуженно забытым сферам, у которых хоть и мало исследователей, но чьи идеи столь необходимы для западной философии. В наш век всеобщего поклонения технократии и прогрессу такие труды больше никто не издает. Но я буду, джентльмены, буду!
— Не совсем понимаю, какое это имеет отношение к технократии и прогрессу, но, насколько я понял, вы отвергаете философию двадцатого века? — спросил Хэнк Ховард с опаской, словно его могли покусать.
Высокомерный Тарлетон Тинкерман только фыркнул.
— Некоторые и Дарвина с Коперником называют философами! Именно ими просвещаются студенты — медики!
— Думаю, это здорово, если студенты — медики читают что — то, не связанное непосредственно с программой, — мягко заметил Джим Хантер.
Лицо Тинкермана говорило: «Вы так думаете!» — но вслух он произнес другое:
— Нет, доктор Хантер. Пусть лучше они полностью погрузятся в изучение медицины, чем будут читать метафизику для обезьян!
Наступила неловкая тишина; замечания декана были вызывающими и направленными на определенного человека, поэтому некоторые из слушателей поспешили исправить ситуацию.
— Я знал студентов — медиков, которые читали Августина, Макиавелли и Федерико Гарсиа Лорку, — сказал ММ с улыбкой.
— Вероятно, они немного не вписываются в тему нашего обсуждения, Том, но если такие писатели, как Норман Мейлер[12]и Филип Рот[13], придут к вам, вы же их, естественно, опубликуете? — спросил Бюсар Таунсенд.
— Нет, не опубликую! Никогда! — возразил Тинкерман. — Отвратительная, грязная, порнографическая макулатура! Единственная философия, которую они могут предложить, годна только на корм свиньям!