- Вот видишь, - спокойно выговорил Холл, но в глазах ещё бушевала гроза и виделась печаль за паренька. Эндрю выпрямился, отдернул куртку и поднял подбородок так, что доктор стал ещё меньше.
- Знайте, я вам так скажу: это моя жизнь, мой выбор. - Он сделал два шага к старику, опуская голову вниз. - Я сам буду решать, что и как мне делать, а теперь я должен идти, меня уже заждались.
Доктор тут же отступил, пропуская парня, который со всей силы открыл дверь, та широко распахнулась, и он вылетел наружу, быстро уходя прочь, но доктор успел ему крикнуть вслед:
- Береги себя и своего сына!
Парень даже не остановился, не ответил: он, просто молча, удалялся от проклятой больницы. Он знал, что мучиться ему придётся вместе с сыном. Он не хотел жалости со стороны или подачек. Он просто хотел всего добиться сам. Поток воздуха обдувал его, даря новый кислород в лёгкие. Эндрю остановился в паре метров от больницы, закрыл глаза, откинув голову назад, наслаждаясь лучами яркого солнца.
- Эндрю! - женский голос, откуда-то издалека, послышался ему и, распахнув тут же глаза, он пробежался по ряду машин, пока не увидел свою жену, которая махала ему из пассажирского сиденья, высовываясь всем телом из полу опущенного окна.
Глава 6
Высокая захудалая трава шелестит, лаская руки и ступни ног. Летний ветерок скользит по щекам, и я наслаждаюсь тишиной, стоящий надо мной. Это блаженство: стоять на пустом поле и слышать только шелест травы, завывание ветра и биение собственного сердца.
Играя своеобразную мелодию, дуновение на минуту прекратилось, и на замену ему пришёл некий звон, от которого уши закладывало, и писк стоял в ушах. Я повернулась на шум за спиной и моему удивлению не было придела, когда взору предстали белые бабочки, порхая по кругу, будто что-то задумывали. Их хвосты кружились по кругу, и игрались с солнечными лучами, кружа в танце. Уголки губ потянулись вверх и ноги сами повели меня к этому белому, пушистому рою. Я расставила руки в стороны и ловила каждую бабочку по отдельности.
Они щекотали мне кожу, отчего она становилась гусиной, но наслаждение длилось не долго: белые бабочки, одна за другой, поднимались, лаская кожу, руки и плечи, играя на теле, пока не остановились на верхушках плеч и с хвостов пушистых бабочек вышел змеиный яд, который окольцевал мои плечи в полный ступор. Электрический разряд пробежался по всему телу: я содрогалась, как при электрошоке; как кукла сломанная пополам. Игры безжалостных бабочек не прекращались; комки шерсти бегали по пальцам, а я продолжала корчиться в муках, пока не дала себе цель: изгнать их с моего тела.
Кончиками пальцев я перебирала, как на игре по клавишам; быстро и плавно, набивая ритм, пока не добилась того, чего хотела. Бабочки слетели с рук, тем самым освобождая меня от страданий. Но все бы ничего, если бы не последствия от их игр. Медленно опустив голову к рукам, я оглядела каждый палец, на которых сочилась алая кровь, а на коже рисовались глубокие ярко-розовые пятна, образовываясь в раны. Что это? Как и откуда они? Вопросы нарастали, а ответов не находилось. Где найти ответы на свои вопросы, если ты и сам потерян?
Разглядывая свои руки, я поражалась, как золотистая кожа искрится на солнце; перебирая пальчиками, взгляд с каждым разом мутнел и становился не четким. Яркий свет исчезал и на смену ему появлялись чёрные пятна, затуманивая мой разум. Тело не слушалось меня. Становилось ватным, будто жизнь с каждым вздохом покидает меня. Но как я не стараюсь делать шаги, сопротивляться некой силе не подвластной мне, я все сильнее падаю в бездну, пока тьма меня не забирает и я не оказываюсь в собственной спальне с белым потолком, на котором свет от фар машин бежал вверх, пробегая по стенам, пока не исчез совсем.
Я резко встала с кровати и жадно втянула воздух, который мне, на удивление, был так нужен. Приходя в себя, краем уха услышала детский, пронизывающий плач. Материнский инстинкт победил вялость, и мои ноги встретились с прохладной древесиной.
Пройдя три шага к колыбели, сделанной из прочного дерева и выкрашенной в цвет заката, я подняла подбородок, хватаясь за ограждение, и опустила его, улыбаясь малышу, который звал меня сквозь сон.
- Прости, малыш, - протягивая к нему руки, шепчу я. Он улыбается кривой улыбкой, а глаза, широко распахнутые, устремляются на меня, от чего моё сердце сильно бьётся и одаривает меня лёгким током. Но от этого мне становится лучше. - Мамочка не хотела тебя напугать.
Малыш на руках потихоньку засыпал после моих долгих качаний и касания по лбу, как учил меня Эндрю. - Вот так, малыш, - кивая головой, шепчу, гладя по щеке и смотря в чистые голубые, как небо, глазки, которые в скором времени закрылись. Я сделала снова несколько шагов к детской кроватке и уложила маленького соню, накрывая его синим пледом, вышитым по краям крупным швом.