— Нам не дана другая свобода, кроме свободы выбора. В остальном мы совершенно несвободны.
— Мне это не понятно, — возразил Захар. — Я совершенно свободен. У меня слишком много этой свободы. Я не знаю, что с ней делать. Хоть бы кто-нибудь забрал ее у меня!
— Это только слова. На деле ты не готов ее отдать.
— Готов.
— А если я скажу: отдай ее мне?
— Возьми.
— И ты сделаешь все, что я скажу?
— Да.
— Может быть, ты мне напишешь бумагу и подпишешь?
— Хорошо.
— И что же ты сделаешь?
— Все, я же сказал.
— Все-все? Ладно…
Она встала, взяла бумагу, задумалась… Ему почему-то пришло в голову, что она пошлет его грабить ларек. Это было бы просто.
— Нет, я еще не готова принять это от тебя. Ты потом скажешь, что это была моя инициатива, и я должна за все отвечать… Давай, ты сам придумаешь, что ты сделаешь?
— Сам придумаю себе казнь? Нет, вот на это я не согласен.
— Почему, это же то же самое?
— Нет, я же говорил тебе: я теперь просто очень хороший солдат. Я не отдаю приказов, я их выполняю. Выполнить я могу все, я уверен. Моя сила в том, что я не отдаю приказов, что сам я — ничего не хочу.
— А, вот как.
На этом все и кончилось.
Утром, пока Даша была в ванной, зазвонил телефон. Захар снял трубку. На том конце помолчали и дали отбой.
…Женщина почти всегда эстетически оригинальна. Даже дома, в затрапезе она любит показаться тонко и неожиданно. Из ванной Даша появилась в полупрозрачной длинной юбке и каком-то облегающем джемперке. Ее вид был откровенен, сама же она — опять вооруженная до зубов крепость, в своей наилучшей too sophisticated манере. Отыгрывалась за вчерашний вечер? Правда, рассказала Захару странный сон — “про них”. Все эти намеки, намеки — для чего: посмотреть на его реакцию? Все же он попытался продолжить вчерашнюю “откровенность”. Пересказал ночной разговор с Оксаной, — Даша все равно у нее конфидентка.
— Только не говори, что раз не покончила с собой, то и не покончит. Сто раз не покончила, а сто первый — покончит.
— Я и не говорю… — ответила Даша. — Оксана мне тоже это говорила. Она считает: единственный выход, чтобы ты на ком-нибудь женился и был счастлив. Я с ней согласна.
Захар посмотрел на нее. Даша была самым близким и красивым этим “кем-нибудь”. И, наверное, знала это. Ему было интересно, что же все-таки подразумевала ее вчерашняя игра, что могло произойти вчера и не произошло (даже в рамках мести или безумия). Связанный своим собственным обещанием не делать вреда Артуру, в том случае, конечно, что это — вред для него, он имел один способ выяснить это прямо сейчас.
Все же — как много бурлило в нем! Ему надоело быть мостиком в океане, с которого ныряют и к которому причаливают, — и который иногда гордо объявляет себя последней оконечностью суши (его семейный манфредизм, как называла это Оксана). Ему тоже есть, что обрушить на других, он тоже мог менять судьбы и вызывать катастрофы (он хотел в это верить). Покуда — ему было достаточно только знать это. Но он был готов отвечать за последствия. Его “предложение” Даше и было следствием недовольства своим поведением: он сделал несколько смелых шагов, не встретивших сопротивления, так что реально возникла необходимость каких-то слов или еще каких-то шагов. И он не сделал ни того, ни другого. Его поведение могло показаться нечестным: он даже посчитал нужным оправдаться:
— А как Артур может отнестись к нашему приключению? (Вот ведь: почувствовал себя на минуту в положении “друга”!)
— Думаю, нормально.
— Я бы не хотел, чтобы кто-то испытал то же, что я.
Она кивнула:
— Я понимаю. Я думаю, что у него нет оснований опасаться.
Во всем этом была какая-то недосказанность, даже неправда, поэтому в самом конце он раскрыл карты: он готов на то-то и то-то, если этого требует честность (к ней, к Артуру).
— А вот скажи мне, чисто теоретически, ты могла бы стать моей женой? — Уже зная, что броситься в омут или жениться на ней — одно и тоже. Но он был готов и на это. Он вообще был удивительно свободный сейчас, ничего не боялся. И вообще — ни разу не сделать женщине предложения — недопустимое упущение в судьбе.
Она шагнула к буфету и стала машинально рыться там.
— Только не падай в обморок.
— Я не собираюсь падать… Теоретически все возможно.
— А что должно измениться, чтобы это стало возможно практически?
— Практически это более сложно.
Захар не стал настаивать. Примерно этого он и ждал.
— Ладно, пойдем погуляем.
Они вышли на теплую солнечную улицу (это были ее единственные достоинства) и больше об этом не говорили.