Нельсон был поражен милой и скромной наружностью Джиты и, хотя сам продолжал стоять так же, как и капитан Куф, предложил ей сесть. С первых же слов он увидел, что не может обойтись без переводчика, так как ни дядя, ни племянница не говорили по-английски, а он сам слишком плохо знал итальянский язык, чтобы вести на нем объяснение. После некоторого колебания он направился к двери, ведущей в следующую каюту, из которой по временам слышны были голоса, и между ними женский; еще на секунду приостановясь у самой двери, он кончил тем, что приотворил ее и сказал с мягкостью, доказывавшей, что особа, к которой он обращался, имела над ним большое влияние.
— Мне приходится просить вас об одолжении, на что я никогда бы не решился без крайней надобности. Дело в том, что мне нужен посредник между мною и второй красавицей Неаполя, — а кому же, как не первой, это выполнить?
— Очень охотно, дорогой Нельсон, — отвечали из глубины каюты красивым и звучным голосом. — Сэр Вильям поглощен своими древностями, и я уже начала было скучать от бездействия.
После этих слов в первую каюту вошла замечательно красивая дама; но искусственность, прикрашенность и что-то не совсем естественное в выражении ее лица много уменьшало ее привлекательность.
Эта дама достигла возраста, когда красота, достигшая вершины своего расцвета, требует уже помощи и подспорья в изысканном костюме. На Джите, напротив, был самый простой неаполитанский костюм с темным корсажем, а голову ее украшали одни ее чудные волосы; но никакая знаменитая портниха не смогла бы лучше подчеркнуть ее стройную талию и чарующее личико. При первом взгляде на Джиту на лице дамы промелькнуло выражение удивления, и даже легкая тень тревоги; но она была слишком хорошей актрисой, чтобы не суметь скрыть своего ощущения, а потому, в ту же минуту, вполне овладела собой и улыбнулась.
— Так вот для кого меня вызвали! — проговорила она с напускной лаской. — Капитан Куф, сэр Вильям присоединяется к приглашению адмирала и просит вас отобедать сегодня в семейном кругу.
— А что на это говорит хозяйка — если не дома, то корабля? — спросил Куф, который не сводил глаз с красавицы с тех пор, как она вошла.
— Она говорит, не принимая звание, которое вы ей пожаловали, как бы оно ни было почетно, что присоединяет и свое приглашение к остальным и просит капитана Куфа сделать нам удовольствие своим присутствием.
Тут Нельсон вмешался в разговор и заметил, что старик итальянец и молодая девушка, оба такого почтенного и скромного вида, все еще ждут своей очереди.
— Предупреждаю вас, господа, что я буду изображать только верное эхо и точно передавать слова обеих сторон, — заметила дама.
— Прежде всего спросите имя этого почтенного старика, если вы будете так любезны, — обратился Нельсон к красавице.
— Карло Джунтотарди, благородная дама; когда-то бедный ученый в Неаполе, а теперь сторож башен князя на высотах Арджентаро, — почтительно отвечал дядя Джиты, который, как и его племянница, отказался сесть.
— А я Джита Караччиоли, ваше сиятельство, дочь сестры его, — отвечала Джита, в свою очередь.
Если бы бомба взорвалась на его судне, Нельсон, наверное, не задрожал бы так, как теперь. На красивом лице дамы также отразилось выражение затаенной досады, не без примеси страха. И Куф уловил имя Караччиоли и двинулся вперед с любопытством, видимо, заинтересованный. Но все скоро успокоились — дама раньше других; один лишь Нельсон сделал пять-шесть концов по комнате, помахивая своей искалеченной правой рукой, прежде чем поднял опущенные глаза.
— Желала бы я знать, покончим ли мы когда-нибудь со всеми этими неприятностями, — сказала дама по-английски. — Но я думаю, что тут какое-нибудь недоразумение. Я расспрошу ее. Синьорина, — продолжала она по-итальянски строгим тоном, как бы заранее уже не доверяя тому, что услышит, — имя Караччиоли одно из славнейших имен Италии, и его не часто носит дочь смотрителя башен какого бы то ни было князя.
Джита вздрогнула и казалась смущенной; но она не могла молчать, когда ее обвиняли чуть не в преступлении, и хотя яркий румянец, напоминавший вечернюю зорю ее отечества, сбежал с ее щек, она подняла глаза на нахмуренное лицо дамы и ответила:
— Я знаю, что вы хотите сказать, ваше сиятельство, и сознаю, что вы правы; но жестоко было бы запретить дочери носить имя ее отца. Моего отца звали Караччиоли, и это имя осталось мне единственным от него наследством. Какие он имел права на него, об этом спросите моего дядю.
— Объясните же, синьор Джунтотарди, скажите нам сначала историю этого имени, а затем причину, приведшую вас сюда.