— Я с вами согласен, Винчестер; однако нам во что бы то ни стало надо захватить этот люгер. Но я вас позвал собственно по поводу Больта. Надо как-нибудь порешить с этим плутом.
— Это совершенно несомненный случай дезертирства, капитан, и даже дезертирства к врагам. Я предпочел бы видеть повешенным десять подобных ему негодяев, чем того француза.
— Вы не злопамятны, Винчестер. Забыли вы Порто-Феррайо и гонку на лодках?
— Все шло совершенно правильно в том деле, о котором вы говорите, капитан, и мне не в чем упрекнуть мистера Ивара. Совсем другое дело — Больт! Беглый негодяй, предоставляющий другим отстаивать интересы своей родины в то время, когда сам поступает на службу ее врагов!
— Вот в этом-то и вопрос, Винчестер. Интересы «своей» ли родины отстаивал он на нашем фрегате?
— Мы его взяли как англичанина на наше судно. Или, капитан, вы верите его рассказам о том, что он янки? Если это правда, то мы, действительно, поступили с ним несправедливо, но я не верю этим уверткам.
— Прекрасное средство усыпить свою совесть, Винчестер. Но дело становится серьезным, когда касается жизни человека, А я не уверен в том, что он не американец, также и относительно некоторых других из нашего экипажа.
— Но в таком случае, почему он не представит доказательства своей национальности?
— Это не всегда возможно. Откуда ему взять все нужные для того бумаги?
— Но тогда вам остается только отпустить всех, в чьем происхождении вы не уверены, капитан!
— Большая разница — отпустить или повесить, Винчестер. Нам не достает рук в настоящую минуту, мне бы надо было по меньшей мере еще человек восемнадцать-двадцать, чтобы поставить фрегат на хорошую ногу. А Больт очень не бесполезный человек, он мастер на все руки — словом, мы не можем обойтись без него.
— Как же думаете вы поступить, капитан?
— Я думаю опять взять его в свой экипаж. Если он действительно американец, то в его поступке нет ни дезертирства, ни измены. Нельсон дал мне произвольную власть, и я воспользуюсь ею, чтобы успокоить совесть и получить пользу. Через год, много два, мы вернемся в Англию, и там можно будет основательно разобрать вопрос о его национальности, а до тех пор, я полагаю, Больт может только радоваться предлагаемым ему условиям.
— Может быть, капитан. Но что скажет экипаж при виде такой безнаказанности проступка?
— Я уже думал объявить его королевским свидетелем. Знаете вы, что это такое? Когда, за неимением никого другого, свидетелем является соучастник обвиненного, то он получает помилование в награду за выдачу товарища. Больт, как вам известно, служил свидетелем в деле Ивара.
— Это возможно, капитан, но тяжеленько тогда придется бедняге: матросы ненавидят доносчиков более, чем преступников.
— Все это лучше, чем быть повешенным, Винчестер. Плут будет рад, что дешево отделался. К тому же вы присмотрите, чтобы его уже не слишком преследовали. Итак, Винчестер, распорядитесь, чтобы с него сняли кандалы и объявили ему о его судьбе, прежде чем ляжете спать.
Таким образом была решена участь Итуэля Больта, по крайней мере, в настоящую минуту. Винчестер, согласно приказаниям капитана Куфа, разбудил каптенармуса и велел ему расковать американца.
— После всего происшедшего сегодня, Больт, — обратился к нему лейтенант, повышая голос настолько, чтобы его могли слышать все присутствующие поблизости матросы, — капитан приказал снять с вас цепи и вернуть вас к вашим прежним занятиям. Вы должны оценить снисходительность капитана, Больт, и не забывать, что вы были на волосок от смерти. С завтрашнего утра вы вступаете в свою прежнюю должность.
Хитрый Итуэль промолчал. Он прекрасно понял, в силу каких соображений его пощадили, и решил, что не пропустит первого случая для вторичного бегства. Однако мысль Куфа выдать его за государственного свидетеля, предавшего своего друга, далеко ему не нравилась, так как, по общему убеждению матросов, такой поступок хуже, чем тысяча преступлений. Винчестер не мог уловить того, что происходило у него в уме; поболтав еще немного с дежурным офицером, зевнув раза два, он отправился в свою каюту, бросился на койку и через каких-нибудь пять минут уже спал крепким сном.
Глава XX
На следующий день рано утром капитан Куф и Лейон стояли уже на палубах своих судов, пытливо всматриваясь в окружающие предметы. Даже сэр Фредерик Дэшвуд разрешил дежурному офицеру разбудить себя и притти сообщить о положении вещей.
Куф поднялся еще за полчаса до восхода солнца и теперь вместе с подошедшим к нему Гриффином присутствовал при появлении первых лучей, озаривших дивную панораму пробуждения дня.