— Ты ненормальный? — произнес он в вокс. — Поторапливайся!
« — Сейчас или никогда», — подумал Талос.
Он взбежал вверх по ступеням к командному трону и ухватился за подлокотник, чтобы удержаться на ногах. Тающий вид на оккулусе показывал то тонкие облака, то звезды, то землю — и так по бесконечному кругу.
Свободной рукой он вытащил свой меч из захватов на троне и убрал его в ножны за спиной.
— Ты должен был быть в десантной капсуле, — ответил он по воксу Сайриону.
— Если бы, — отозвался брат. — Задняя часть корабля просто отвалилась.
— Ты шутишь.
— Нет двигателей. Это не шутка. Мы в свободном падении, — Сайрион схватился за проем, когда вокруг него сгрудились смертные члены экипажа, спасавшиеся бегством с мостика. — Ну же!
Талос бросился к нему, удерживая равновесие, в то время как под ноги ему падали люди, а сама палуба, казалось, потеряла всякое представление о законах физики.
Мечи воинов недолго пробыли в ножнах. Когда они прорывались через забитые паникующими человеческими телами коридоры, оба клинка стали рубить и резать, прорубая путь через живой лес. К запаху страха и вони пота добавился еще и запах крови, раздражая чувства Талоса. Сквозь крики он смутно осознавал, что вырезал свой собственный экипаж, хотя какое это имело сейчас значение? Они все равно умрут через считанные минуты так или иначе.
Сайрион тяжело дышал, то взмахивая гладием, то ломая спины и ноги пинками и ударами.
— Мы все умрем, — выдохнул он в вокс. — И это ты виноват, что так долго ждал.
Талос рассек мечом тело человека, располовинив его от шеи до таза и оттолкнул плечами останки.
— Ты вернулся на мостик лишь для того, чтобы поплакаться?
— Да нет вообще-то, — допустил Сайрион. — Но никто не должен умирать, не вспомнив о своих ошибках.
— Во имя бесконечного ада, где вас носит? — раздался в воксе голос Меркуциана.
Талос выпотрошил еще одного из бегущих членов экипажа и швырнул его останки в сторону. Он обливался потом под броней, чувствуя напряжение от нескончаемой рубки блокирующих тоннели паникующих людей. Полчища их, сотни — а скоро будут тысячи — неслись к спасательным капсулам. Усталость не составляла проблемы: он мог рубить день и ночь напролет. Проблема была лишь во времени.
— Запускайте десантную капсулу, — произнес в вокс Талос. — Меркуциан, Узас, спускайтесь на Тсагуальсу.
— Ты с ума сошел?! — прозвучал надрывный ответ Меркуциана.
— Нам ближе к спасательным капсулам командной палубы. Просто отправляйтесь.
Сайрион извлек гладий из спины офицера в униформе. Его дыхание начало сбиваться.
— Если остались еще хоть какие-то спасательные капсулы после бегства этих паразитов, то порядок.
— Аве Доминус Нокс, Талос. Увидимся в катакомбах.
Талос услышал лязг раскрывшихся захватов, грохот освободившейся капсулы и радостные завывания Узаса. Полет через атмосферу унес их из диапазона вокса за несколько ударов сердца, заглушив ругательства Меркуциана и смех Узаса.
Талос и Сайрион прорубали себе путь дальше.
Шепот продолжался. Хор нежных голосов обменивался словами и пересмешками, и каждый из них на слух был как шелковый туман, даже сквозь шипение вокс-помех. Вариель слушал его почти полчаса. Внезапное любопытство апотекария переросло в пристальное внимание, которое превратилось в целенаправленную сосредоточенность. Теперь Септим гораздо чаще смотрел на апотекария, чем на гололит. Бледные губы Вариеля не останавливались ни на минуту, нежно произнося слова чужаков, пока он переводил их в уме.
— Что за..? — начал Септим снова, лишь для того, чтобы поднятый вверх кулак заставил его замолчать. Вариель приготовился ударить его наотмашь, если человек заговорит снова.
— Дельтриан, — произнес апотекарий спустя несколько ударов сердца.
— Живодер, — выразил почтение адепт.
— Игра изменилась. Доставь меня в диапазон действия вокса на поверхности Тсагуальсы.
Оптические линзы Дельтриана повернулись в глазницах и перефокусировались.
— Я запрашиваю причину для действия, резко противоречащего данным нам приказам и запланированным процессам.
Вариель все еще пребывал в растерянности, слушая хриплое урчание эльдарской речи. Септим подумал, что она звучала наподобие песни, которую пел тот, кто надеялся, что его не слышат. Она была прекрасна, но от нее по коже бежали мурашки.
— Игра изменилась, — повторил Вариель. — Откуда мы могли знать? Не могли. Мы никогда в жизни не смогли бы додуматься до такого.
Он окинул взглядом скромную командную палубу, его льдисто-голубые глаза смотрели мимо, не задерживаясь ни на чем.