Ноты песни плыли в ночи, и теперь им подпевал новый хор. И каждый новый мир, услышавший песню, добавлял очередной хор.
Мир Вол-Хейн.
В самом северном архипелаге сельскохозяйственного мира, смотритель администратума удивленно посмотрел на капающую на его манускрипт кровь. Моргнув, он поднял взгляд и увидел как его советник Сор Мерем, местный провост Адептус Астра Телепатика, начал дрожать и пытаться от чего-то закрыться. Смотритель активировал наручный вокс.
— Проинформируйте дивизион Медикаэ, что провост Телепатика пал жертвой какого-то приступа. — Он чуть не рассмеялся, глядя, как человек упал и ударился головой о край стола. С его губ заструилась кровавая слюна.
— Что это еще за безумие? — произнес смотритель с усмешкой, сдерживая беспокойство.
Его ушей достигли крики еще откуда-то из здания. Другие астропаты? Их телохранители и стражи? Несчастные глупцы, «одаренные» священной речью, никогда не были стабильны, не были здоровы: связывание души с Золотым Троном делало их немощными и слепыми.
Крики в залах были обычным делом, когда они каждую ночь отправляли и принимали многочисленные сообщения. Каждый из них сгорал как свечка за десяток лет. Смотритель не находил этот факт приятным — просто таков был порядок вещей.
Провост, закусив язык, с глухим стуком бился затылком о каменный пол, разбивая голову в кровь. Смотритель ничего не понимал: провост был назначен только в прошлом сезоне, и у него еще было в запасе много лет, прежде чем он сгорит.
— Мерем? — обратился смотритель к дергавшемуся телу. В ответ тот лишь пускал пену изо рта. Его глаза расширились от ужаса перед тем, что мог видеть только он один.
— Смотритель Калькус, — протрещал наручный вокс.
— Говорите, — ответил смотритель. — Я требую, чтобы мне разъяснили, что происходит.
— Смотритель…
— Что? Кто это?
Вокс-соединение было прервано криком. Смотрителю он показался нечеловеческим. Он понял, насколько был прав, через несколько минут, когда оно добралось до двери.
На Новом Плато это событие стало известным как Ночь Безумной Песни, когда десятки тысяч жителей улья увидели одинаковые кошмарные сны.
На Джире центральная крепость Адептус Астра Телепатика была разрушена мятежом изнутри, который выплеснулся на улицы и длился три недели, пока силы планетарной обороны не подавили восстание.
На Гаранеле — 4 почти весь внешний бизнес столицы был поставлен на колени вспышкой безымянной заразы в секторе астропатической гильдии.
Песнь в ночи делала свое дело.
Мир Орлавас.
Сам по себе мир был в большей степени бесполезным. Рудные месторождения были давно выработаны дочиста, остались лишь огромные высохшие шрамы каньонов по всему тектоническому облику планеты. Немногие оставшиеся люди поддерживали работу астропатической станции на высокой орбите. Их обязанности были просты, но жизненно необходимы: разгадывать сны, образы, кошмары и голоса варпа, долетавшие до них из других миров, и ретранслировать их дальше по астропатическому каналу под номером 001.2.57718.
Шестнадцать минут спустя после того, как психически одаренные обитатели станции приняли сообщение с предсмертным криком от нескольких миров, располагавшихся на частоте канала, астропатическая станция на Орлавасе прекратила свою работу. Никаких признаков её дальнейшего существования не значилось в имперских записях. Все пятьсот сорок душ на борту были внесены в Хронику Потерянных у Адептус Астра Телепатика в их главном бастионе на планете Герас, субсектор Корозия, Сегментум Ультима.
Последние астропатические передачи с Орлаваса достигли тридцати четырех других миров, и глас мрачной песни стал еще громче.
Все заняло четыре часа.
Она убивала их одного за другим своим тайным взглядом. Каждый из них смотрел в её третий глаз, и, хотя она никогда не знала, что они видели, ей было известно, что должно произойти. Первый, умирая, выл и бил её по лицу забинтованными обрубками рук. Одного взгляда в её третий глаз было достаточно. Не существовало более смертоносного оружия за всю кровавую историю человечества. Любому, кто бороздил звездные просторы, было известно, что взгляд в третий глаз навигатора несет погибель. Никто не знал, что видели обреченные в его глубинах. Никто не пережил этого, чтобы рассказать.
Хотя у Октавии были свои догадки на этот счет. Её учителя намекали на свои собственные исследования и архивные свидетельства, записанные со слов прежних учителей. Бесценная унаследованная мутация сделала её невосприимчивой к скверне варпа, но для тех, в чьих жилах не текла кровь навигатора, третий глаз означал смертный приговор. Каждый из этих истерзанных несчастных смотрел через окно в хаос во плоти. Их разум открывался ужасу по ту сторону реальности, и их смертные оболочки разрушались, будучи не в силах выдержать его. Некоторые просто испускали дух, и их души наконец покидали свои измученные тела. Другие бились в сдерживавших их оковах с живостью, которой им не доставало прежде, и извивались, умирая от агонии и отказа органов. Несколько взорвались перед ней, окатив с ног до головы вонючими внутренностями. Острые осколки костей царапали и бились об нее при каждом взрыве, и вскоре воздух наполнился густым смрадом. Кровь была у нее даже на языке, а лицо было забрызгано нечистотами, когда она убила седьмого.