Девочка подошла к ней ближе, и Кристина с большим усилием заставила себя не отшатнуться от нее. В груди вспыхнула жалость к несчастному ребенку – вспыхнула и так же быстро погасла. Неистовое желание вернуться домой заглушало все прочие эмоции. Только теперь желание это диктовалось вовсе не страхом. Ей хотелось вернуться в ту жизнь, которую она не так давно презирала всей душой. Вернуться, чтобы увидеть Генри. И дождаться Рони.
Я знаю, какую силу тебе помогла обрести священная земля острова, – сказала девочка. Ее пустые глазницы смотрели в глаза девушки так, словно она ее видит, – знаю, с каким трудом тебе удалось обрести саму себя, и что за великую силу таит теперь твое сердце. Но ты не можешь представить всю значимость опасности, которым встретит тебя мир первого часа после полуночи. Какой нечеловеческой ненавистью бурлит его усыхающий хозяин.
Девочка сделала паузу и медленно произнесла:
Из всех тех людей, кто попадал в это ужасное место, ни один не нашел спасения. Ни один не смог избежать страшной мучительной смерти. Никто не в силах обещать тебе, что ты станешь исключением, Кристина.
Окружающее пространство начинало дрожать, расплываться, как и в последние мгновения пребывания девушки в подземелье, листья, кружащиеся в колыхающемся воздухе, неподвижно застыли, сквозь них просвечивало тусклое солнце, свет которого уже начинал гаснуть. Минутная стрелка на часах Кристины почти касалась двенадцати.
Что мне нужно делать, чтобы остаться в живых? – умоляюще произнесла Кристина, боясь не получить ответа, – ты ведь знаешь, что я должна делать?
Мир вокруг словно медленно распадался на атомы: вереницы летящих в воздухе листьев теряли форму и длинными нитями тянулись к земле, деревья, словно намоченный водой акварельный рисунок, меняли контуры и постепенно исчезали. Лишь каменные плиты с железными дверьми оставались такими же непоколебимыми. Девочка, стоящая рядом с ней, превратилась в смутное пятно с едва различимыми контурами лица. Ее рука, все еще не теряющая формы, схватила руку Кристины, девушка почувствовала такую сильную боль, что вскрикнула, вырывая ладонь. На тыльной ее стороне алел ярко-красный ожог в форме полумесяца.
Пусть знак увидит тот, кто должен его увидеть, – прошептала девочка, – следующая ночь…
И ее голос растворился в шуме и мощных вибрациях, издаваемых исчезающим пространством. Кристина побежала к нужной двери, что находилась на плите, соответствующей первому часу, земля под ногами проваливалась и затягивала ноги, словно болотная трясина – в какой-то момент девушка подумала, что она не успеет добраться до спасительного выхода, не сможет покинуть распадающийся на части лес прежде, чем он уйдет в небытие, чтобы возродиться на следующую ночь – но воля ее теперь обладала непоколебимым стремлением добраться до цели, которому не могли помешать сомнения. И Кристина добралась до двери, вцепившись в металлическую ручку, и чувствуя, как пропадает под ногами земля. В глаза бросилась гравюра, выбитая на блестящей поверхности двери – распятые тела людей, висящие на матовых крестах, отражающих безумные кроваво-красные цвета бьющегося в агонии лесного мира. Кристина дернула дверь на себя и провалилась в спасительную темноту.
..23..
Это было первое утро после смерти мамы, когда она проснулась с томительным щемящим ощущением невероятной легкости и свободы. В первые мгновения пробуждения Кристина услышала звуки дождя, одиноко стучащегося в окно, комнату наполнял тусклый серый свет, которым пасмурные небеса, затянутые темными тучами, скудно делились с осенним лесом, окружающим поместье. Потом, так же внезапно, как и само пробуждение, к ней пришло осознание того, что все самое плохое еще не закончилось. Душу вновь коснулись липкие обьятия страха, но теперь девушка не позволила этому чувству забрать у нее восхитительное ощущение того, что теперь она единолично управляет собой. Предстоящая ночь должна была стать решающей в ее судьбе, лежа на кровати и глядя на белоснежный потолок с мелькающими на нем тенями от капель дождя, струящихся по окну, Кристина с необыкновенной ясностью осознала, что это пробуждение может стать для нее последним. Ее не пугала смерть, страх у нее вызывало то, что в случае гибели она уже никогда не увидит Генри, не прикоснется губами к щеке Рони, никогда больше не встретит восход с ним на крыше двадцатиэтажного лондонского здания, среди металлических труб вентиляции и колючего утреннего ветерка, гуляющего на большой высоте. И она собиралась из последних сил бороться за свою жизнь.
Только в ванной комнате, открыв кран и собираясь ополоснуть руки, она заметила кроваво-красный полумесяц на правой руке. Полученные травмы и ранения исчезали сразу же после возвращения в привычную реальность, оставалось лишь жжение в измотанных уставших мышцах, но этот символ, более похожий на ожог, все так же краснел на руке. Приняв душ, она спустилась в столовую, где неутомимый Нортон уже накрыл на стол, встретив ее приветственным возгласом и заметив в разговоре, что Кристина сегодня особенно хорошо выглядит. Он сел напротив девушки, рассказывая ей о том, что завтра ожидается сильное похолодание, и, скорее всего, вместо дождя Алтерионский лес ждет первый в этом году снег, нередкий для поздней осени этих северных мест. Но потом Нортон внезапно замолк на полуслове, и вокруг воцарилась тишина, прерываемая лишь постукиваниями дождя и монотонным гудением обогревателя.
– Откуда у вас на руке этот ожог? – спросил он ровным голосом, выдавшим его внезапно возникшее внутреннее напряжение. Кристина подняла глаза от тарелки и увидела, что Нортон действительно взволнован, хоть и пытается скрыть волнение.
Даже не знаю, – ответила Кристина. Она не хотела посвящать мистера Энрайта в те события ее жизни, которым он бы никогда не поверил, но его странная реакция на этот символ вызвала волнение и у нее самой, – наверное, обожглась, когда вчера помогала вам готовить ужин. В чем дело, Нортон? Мне кажется, или вы действительно встревожены?
Нортон взял салфетку, рассеянно вытер губы и отодвинул тарелку.
Кристина, понимаю, моя просьба может показаться вам абсурдной, – он взглянул на нее и снова отвел глаза, словно пытался подобрать нужные слова, – поверьте, я объясню все позже, но сейчас нам нужно немедленно ехать на остров.
Вы шутите, Нортон? – спросила Кристина, не в силах понять, что происходит давним другом ее деда, – в такую то погоду? Зачем?
Кристина, я просто прошу вас довериться мне, – произнес Нортон, встав со стула и беспокойным шагом приблизившись к окну, испещренному водными дорожками от капель дождя, – и все расскажу, когда мы прибудем на Литтл-Сарбор. Нужно успеть, пока не обьявили штормовое предупреждение и паром еще ходит к острову.
Он посмотрел на нее, хотел сказать еще что-то, но промолчал, ожидая ее ответа.
Хорошо, – сказала Кристина, поднимаясь, – я только оденусь, это займет немного времени.
Нортон благодарно кивнул, ее согласие действительно его обрадовало.
Я вас жду внизу, у парадного входа, – сказал он вслед Кристине, поднимающейся за одеждой в свою комнату.
Поведение Нортона удивило Кристину, но, одевая сапоги и накидывая на плечи кожаный плащ, она поймала себя на мысли, что ожидала нечто подобное. Слияние с Сатори подарило ей безупречную интуицию, внутренний взор, которые видел, порой, гораздо больше, чем глаза. Она быстро спустилась по лестнице, Нортон ждал ее внизу, у двери. Он держал два зонта, один из которых дал Кристине, и они вышли наружу. Дождь усилился, крупные капли били по земле клумб, оставляя в ней небольшие ямки, заполненные водой; сквозь пелену падающих капель мерцающим светом горело окно охранника. Вскоре показался и он сам: Джо вышел из своего домика, держа раскрытую газету над головой.