Выше, выше, еще выше… Выше только свод, а за ним — ничто, из которого нет возврата. Звуки замерли и рассыпались приглушенными басами, возвращая душе свободу. Душа протерла глаза, повела вокруг ошеломленным взором и, устыдившись своей наготы, поспешила юркнуть в тело. Меж колонн пронесся последний протяжный аккорд, и пришла тишина, терзаемая слабыми отголосками резонирующих стен, а через миг стихли и они.
Потрясенные слиянием с Ним, прихожане покидали собор, на выходе заполняя чашу для пожертвований серебряными и золотыми кружочками. Музыкальная месса Отца Ворда стоила этой ничтожной платы.
В этот миг человек с тонкими пальцами был уже далеко. Он стоял перед небольшим столиком, опустив руки в сосуд с чистой ледяной водой. Пальцы горели, словно их наполнял огонь. Человек ненавидел свои пальцы, он имел полное право ненавидеть их, предпочитающих токкаты плавным рыданиям месс.
— Дьявольское порождение! — тихо шевельнулись тонкие бесцветные губы.
Послышался негромкий стук в дверь. Человек вздрогнул и быстрым, воровским движением вылил воду в стоявший под столом серебряный таз. Он вытер насухо онемевшие пальцы рушником и лишь после этого промолвил:
— Войдите.
Дверь отворилась, и в комнату проникла женщина — странное существо, почти неразличимое на фоне тусклых стен. Она была не стара и не молода, не уродлива и не красива. Весь ее облик носил печать той серой усредненности, которая сливает человека с миром, растворяя его как в толпе, так и в сосновом бору. Великий Фуке утверждал, что именно так должен выглядеть настоящий соглядатай, но этот мир не знал Фуке; тот придет много позже, в эпоху ярости и расшитых золотом эполет. Этот мир был более тускл и более безобиден.
Подойдя вплотную к органисту, женщина поклонилась ему и тихо шепнула:
— Отец Ворд, он опять прилетал.
— Хорошо, Луиза. Что они делали в этот раз?
— Как всегда, Отец. — Серые щеки женщины покрылись бледным подобием румянца. Она запнулась, словно устыдившись, но потом все же вымолвила:
— Они прелюбодействовали.
— Хорошо… — задумчиво прошептал Отец Ворд, и брови Луизы удивленно вздернулись от этого неопределенного «хорошо». — Думаю, настало время покончить со всем этим.
Отец Ворд одарил женщину благосклонным взглядом и улыбнулся.
— Ты хорошо поступила, придя ко мне.
— Это мой долг, Отец.
— Конечно. Держи, купишь гостинцев своей девочке.
С этими словами Отец Ворд подал Луизе маленькую серебряную монетку. Та смутилась.
— Как я смею… Деньги Господа…
— На то они и деньги Господа, чтобы Господь оделял ими тех, кто беден, но блажен духом, — нравоучительно проговорил Отец Ворд. — Бери и не позволяй сомнению посетить сердце твое.
Живо схватив монетку, Луиза припала губами к руке священника.
— Святой Отец, благослови!
— Конечно, дочь моя.
Отец Ворд осенил голову женщины крестным знамением. В этот миг на его лице явственно проступала гримаса отвращения, но когда Луиза подняла глаза, он ласково улыбался.
— А теперь ступай, дочь моя. И смотри, никому не говори о нашем разговоре и о том, что ты видела сегодня на поляне!
Низко склонив голову, Луиза попятилась и толкнула задом дверь. Как только она вышла, добрая улыбка моментально исчезла с лица Ворда. Он умел улыбаться, но считал улыбку, отражение радости — дурной склонностью рода человеческого, вечно скалящего зубы. Отцу Ворду было наречено страдать, как страдал Он.
Он прилетал сюда много раз — прекрасный телом и ликом. Елена не поверила своим глазам, впервые увидев в небе парящего на крылах златовласого юношу. А когда вдруг он начал спускаться, Елена, вскрикнув от ужаса, бросилась прочь. Но через пару шагов она неловко наступила на кочку, запнулась и упала. Крылатый юноша немедленно поспешил на помощь. Он завис рядом, затем сложил крылья, и ловко, чуть подогнув ноги, спрыгнул с небес на землю. Рука, сильная, но вместе с тем изящная, коснулась плеча Елены, и та вдруг ощутила в теле невиданную легкость, словно невидимое воздушное облако обняло плоть и плавно потащило вверх. И Елене стало страшно и радостно. Она посмотрела на незнакомца, и тот улыбнулся. Улыбка его была доброй, беззащитной, а в голубых глазах светился восторг, что бывает у детей, рассматривающих полюбившуюся игрушку. И Елена улыбнулась в ответ. А через миг она ощутила, что земля уходит из–под ног. Затрепетали два прозрачных крыла, и юноша повлек добычу в небо. Был миг, когда Елена испугалась, сердце ее дрогнуло в страхе перед неведомым, но она заглянула в глаза юноши и успокоилась. Глаза были чисты, словно небесная гладь. В них не было ни пятнышка похоти или порока. Это были глаза, каким можно доверять. И Елена доверилась им.