Орфей не расслышал обращенных к нему слов и очнулся лишь тогда, когда в его ребра больно уперся графский локоть.
— Орфей, — шепнул Полидем, — а вот и она.
Встрепенувшись, Орфей устремил взор на женщину, подходившую к трону рука об руку с галантным кавалером. Это была Эвридика, но как мало она была похожа на прежнюю Эвридику, ту, которую знал Орфей. У той была чистая загорелая кожа и распущенные по плечам волосы. Лицо этой было ярко и со знанием дела раскрашено — щеки покрыты слоем жирных румян, лоб и подбородок припудрены, губы напитаны экстрактом вишни. Еще большие изменения претерпела одежда. Куда подевалось простое льняное платье, столь сооблазнительно облегавшее стройную фигуру. Эвридика была облачена в роскошный наряд из парчи, шелка и кружев, на шее висело рубиновое ожерелье. Иной стала и походка. Если раньше Эвридика летала, почти не ощущая веса собственного тела, то теперь ее шаг стал мелок и жеманен, словно в расчете на поддерживающую руку кавалера.
Эвридика увидела Орфея, и на лице ее появилась улыбка. Певец понял, что она рада его приходу. Он собирался сойти со ступеней вниз, чтобы обнять ее, но в этот миг граф подал знак, и заиграла музыка. Медленная и тягучая, подобная жужжанию ленивого шмеля. Гости немедленно разбились на пары и начали вальсировать. Лишь хозяин Замка, Орфей и четверо вооруженных алебардами телохранителей неподвижно стояли на тронном возвышении. Все прочие кружились, притоптывали, легко перебегали из одного конца залы в другой. Лица кавалеров раскраснелись, яркие губы дам размазались лепестками улыбок. В воздухе витал пряный запах чувственности и наслаждения.
Орфей недовольно кривил рот. Его раздражала музыка — слишком громкая и сумбурная, по сути — набор бессмысленных звуков. Оглушительно визжали скрипки, в этот визг врывалось глухое рыдание контрабасов и геликорнов, а через миг все тонуло в громоподобном реве труб. Какафония, лишенная красоты и гармонии.
Страдальчески щурясь, Орфей следил за тем, как танцует Эвридика. Она порхала словно разноцветная бабочка, подпрыгивая и перелетая с места на место. Она то взмывала вверх, то замирала в объятиях кавалера. И с лица ее не сходила счастливая улыбка. У Орфея холодело сердце, когда он ловил эту улыбку.
Едва кончился один танец, музыканты тут же заиграли новую мелодию. Вальс сменился жеманным контрдансом. Эвридика продолжала кружиться по залу. Голова ее томно лежала на плече партнера, тонкая талия трепетала от прикосновения сильной руки. Орфей неотрывно наблюдал за ней, граф Полидем столь же пристально рассматривал Орфея. В глазах хозяина Замка мерцали отблески пурпурного огня.
Это было необыкновенно красивое зрелище — сотни плывущих по темному мрамору пар. Тусклые блики играли на шитых золотом одеждах, разбрасывая неверные тени на стены и покрытый фресками потолок. Чадили курильницы, выбрасывая вверх струйки благовонного дыма, который не мог перебить сладкого аромата женского пота и страсти.
Орфей не шевелился. Лицо его все более бледнело. Наконец, не выдержав, он обернулся к хозяину, словно умоляя его остановить танец. Тот ответил улыбкой и прошептал:
— Видишь, ей у меня нравится.
Певец сглотнул липкую слюну.
— С кем она?
— Танцует?
— Да. Этот барон д’Эргвиль. Он командовал отрядом, который привез твою девушку в Замок. Он красив, верно?
Орфей не ответил, потому что барон д’Эргвиль был и в самом деле красив. Певец почувствовал, как его сердце кольнула острая игла ревности.
— Я заберу ее.
Граф Западного Побережья еще раз усмехнулся.
Потом были менуэт и мазурка. Эвридика продолжала танцевать, и лицо ее светилось неподдельным восторгом. Она была самой красивой дамой бала. Орфей чувствовал некое подобие гордости и одновременно острой ревности — чисто животной, за обладание самой привлекательной самкой. Он пытался уверить себя, что счастлив, ведь он нашел Эвридику, но сердце не оставляли неуверенность и неясная тоска.
В последний раз взвизгнули скрипки, и все стихло. Музыканты начали подтягивать струны, танцоры потянулись к столам, на которых стояли блюда с фруктами, сластями и кувшины легкого светлого вина. Граф извинился и сошел вниз. Взяв под руку какого–то рыжеволосого господина, он заговорил с ним. И в этот миг Орфей ощутил, как внутри него дрогнула душевная струна — на возвышение поднималась Эвридика.