То же самое постоянно твердил Док. Поэтому Дирк с готовностью мотнул головой. Он был до крайности непрактичен.
— А что будет, если вдруг люди узнают, что рядом с ними живет фонарщик?
— Ничего. Ты больше не будешь фонарщиком. Просто Дирк, капитан звездолета, ушедший на покой.
— На покой, — как эхо повторил Дирк, и фраза приобрела зловещий смысл. — Что же я буду делать? Ведь я не умею ничего, кроме как зажигать звезды.
— Тебе ничего не нужно делать. Если не излишествовать, денег вполне хватит.
— Вот как!
Дирк разжал объятия и отступил назад. Ноги мягко тонули в ворсистом ковре.
— А ты не думала о том, что я не смогу жить без звезд? — В голосе Дирка звучали истеричные нотки.
— Думала, — тихо ответила Хельга. — Но я больше не могу жить так. Пойми, не могу!
Размахнувшись, Дирк хлестнул ее по щеке. Хельга вскрикнула и прижала к лицу ладонь.
— Перелет завтра! — грубо сказал Дирк. Впервые в жизни он позволил себе подобное.
— Я никуда не полечу! — закричала Хельга. Всхлипывая, она прибавила шепотом: — Думаю, нам лучше расстаться.
— Банальная сцена, ты не находишь? — Дирк неестественно рассмеялся. Он был бледен и прятал пальцы правой руки, которой ударил Хельгу, в левой. — Словно в дешевой книжонке. Мой дорогой, ты был неподражаем, но нам лучше расстаться.
— Я не могу так, Дирк!
— Уже слышал! Ну, хорошо, — Дирк облизал губы. — Я подумаю над тем, что ты сказала. Я вернусь через день. Возможно, вернусь.
— Я буду ждать тебя, Дирк, — сказала Хельга, не отнимая ладони от щеки.
— Прощай.
Дирк хотел поцеловать ее, но не решился, вдруг подумав, что Хельга может отшатнуться от него в страхе перед новым ударом. Он поднял руку в прощальном жесте и ушел. Ушел на один день. Ушел навсегда.
Смеркалось. Фонарщик брел по темной аллее парка. Где–то в зарослях акации пел соловей, у куста целовались возлюбленные, а чуть дальше, на взгорке, сидела женщина с маленьким мальчиком. Они любовались звездным небом, и мальчик внезапно воскликнул:
— Мама, смотри, звезда падает!
— Да, — задумчиво подтвердила мать.
Фонарщик посмотрел в ту сторону, куда были устремлены взгляды матери и сына. По черному, в ярких оспинах ковру неба катился крохотный серебристый шарик — отсвет уходящей звезды.
— Мама, — в голосе ребенка была слышна тревога. — Теперь на небе будет одной звездой меньше?
— Тебя это волнует? — с улыбкой спросила мать, втайне любуясь своим сыном.
— Да. Ведь оно так прекрасно, это небо.
— Прекрасно, — прошептала мать. Она потрепала мальчугана по вихрастой голове. — Не беспокойся, завтра придет фонарщик и зажжет на небе новую звезду.
Сказав это, она опустила глаза и обнаружила стоящего перед ними незнакомца. Женщина немного смутилась, словно уличенная в чем–то неприличном, но, увидев на лице незнакомца улыбку, улыбнулась ему в ответ. И мальчик улыбнулся тоже. А незнакомец помахал им рукой.
Фонарщик был счастлив. Когда рассветет, он поднимется в небо, отыщет место, где потухла звезда, и зажжет новую, свою последнюю звезду. И он будет знать, что двое людей в этом мире будут чуточку счастливей. Лишь самую чуточку, но разве этого мало?
Он ушел в звездную ночь, так и не позволив двоим догадаться о том, с кем им пришлось говорить. Он ушел, а назавтра в небе вспыхнула новая звезда.
ДЕВУШКА СИНЕГО ЛЕСА
Корабль приходит на Аманетею раз в пять лет…
Коммадор Зинчес считал Горта тронутым, и даже не слегка. Впрочем, Горт был безобидным сумасшедшим, никому не причинявшим вреда. А кроме того, он сделал открытие, доказав, что на Аманетее может расти благородный тюльпан. И все же Горт был не в себе — хотя бы потому, что являлся единственным обитателем планеты со странным и поэтическим именем Аманетея.
Аманетея — в этом слове были отзвуки седых преданий, ласковый шепот усталого ветра, легкое пощипывание восходящих солнечных лучей. В этом слове… Оно не нравилось коммадору Зинчесу, так как было слишком длинным и содержало в себе пять гласных и лишь три согласных — бессвязно и расплывчато, по мнению астронавта, любившего короткие звонкие слова. Как, к примеру, Горт.
Впервые коммадор познакомился с Гортом ровно тридцать лет назад. Тогда Горту было не более двадцати, нет, пожалуй, еще меньше. Эдакий розовощекий юнец с оттопыренными ушами и круглыми, полными наивности глазами; на упрямом, покрытом прыщами подбородке едва–едва пробивалась первая поросль. Горт явился к коммадору Зинчесу с предписанием взять его в качестве пассажира на Аманетею.