Керл хлопнул приятеля по плечу.
— Все верно, Лайт. — Затем он внимательно посмотрел на Квинта Курция. — У меня когда–то был друг. Его звали Гэм. Настоящий друг. Мы были знакомы с ним много лет, и я привык к нему настолько, что не опасался повернуться спиной. Однажды он выстрелил мне в спину…
Не договорив, Керл умолк. Он накинул на плечи блестящий плащ и закрепил его таким образом, чтобы неровные очертания чоппера и гранат, проступавшие через кожу гимпиора, не слишком бросались в глаза, но с другой стороны, чтобы при необходимости можно было быстро извлечь оружие. Квинт внимательно следил за его действиями, Лайт стоял у сферозеркала и подравнивал усы.
— И что стало с этим Гэмом? — вдруг негромко спросил Квинт Курций.
— Нам пора идти, — сказал Керл, не отвечая на вопрос. — Я чертовски проголодался, а кроме того, хочу снять себе на вечер какую–нибудь пухленькую пацифисточку.
Он повернулся к двери, краем глаза уловив в зеркале отражение Лайта, делавшего Квинту Курцию какие–то знаки. Порою Лайт был невыносимо тактичен.
Лифт неторопливо повез их на крышу 19–этажной «Короны», где под стеклянным куполом находился ресторан, в котором, по уверению рекламных проспектов, во множестве разложенных в номере, можно было отведать настоящих устриц. Уставясь в серый пластик кабины, Керл сказал, и слова его были едва слышны в негромком посвисте пневматических валов:
— Его звали Гэм. Он выстрелил мне в спину, но мгновением раньше я успел броситься на землю. — Лифт остановился и гостеприимно распахнул двери. Керл вышел первым, оставляя за собой слова: — Второго выстрела он сделать не успел. Я воткнул ему в горло нож…
Они сидели на открытой террасе, любуясь закатом одного из трех сомметанских солнц. И ели настоящих устриц. Неважно, что каждая из них обошлась в три двойных кредита. Керл угощал.
— Жизнь коротка, — говорил он, без особого удовольствия высасывая полупрозрачную слизистую массу. — Кому, как не мне, знать это. Поэтому спешите насладиться ею.
— Именно так рассуждали эпикурейцы, — заметил Квинт, старательно изображавший блаженство — притворное по мнению Керла.
— Кто это такие? — поинтересовался гладиатор.
Они жили на Древней Земле. Примерно тогда же, что и гладиаторы. Эпикурейцы говорили, что жизнь существует лишь для того, чтобы наслаждаться. Эпикуреец по имени Сенека однажды заметил в письме своему другу: «Все у нас, Луцилий, чужое, одно лишь время наше. Только время, ускользающее и текучее, дала нам во владение природа, и не будь глуп — трать его во благо себе».
— Что ж, не лишено здравого смысла, — заметил Керл.
Издав короткий смешок, Квинт облизал губы.
— Император Нерон приказал Сенеке вскрыть себе вены.
— И он послушался?
— Да.
— Странные люди. Я не понимаю их.
— Они, верно, тоже не поняли б нас.
Когда зашло последнее солнце, приятели покинули ресторан и направились к Дворцу Трех Добродетелей, на гигантской площади перед которым должны были состояться торжества, ради которых они прибыли на Соммету.
Улицы были заполнены путниками, спешащими на празднество. Людской поток заключил Керла и катанрян в свои объятия и неспешно повлек вперед. Людским его, правда, можно было назвать с определенными оговорками. Помимо гуманоидов земного типа, схожих обличьем с древнеземлянами, в толпе можно было встретить еще с десяток разновидностей разумных существ.
Чаще всего попадались геренги — плод генетического смешения землян с дикими гуманоидами планеты Гера. У геренгов была синеватая кожа и заостренные, покрытые шерстью уши; на месте носа красовалась трехкамерная перепонка, придававшая этим гуманоидам весьма свирепый вид. Но на деле геренги были добродушнейшими ребятами. Они умели вкалывать, а потому у них водились кредиты, которые они щедро тратили. Геренги были желанными гостями как в Пацифисе, так и на Свободных планетах.
Чуть реже встречались селениты — так прозвали обитателей астероидов и всякого рода малых планеток. Жизнь в условиях слабой гравитации привела к постепенной мутации этих потомков землян. Селениты все как один были высоки ростом и хрупкого сложения. Они более чем на голову возвышались над прочей толпой, вызывая неудовольствие Керла. Он недолюбливал селенитов, выделявшихся своим коварством даже среди паци. Передвигались селениты с трудом — сказывалась значительная гравитация Сомметы.