В следующую секунду нас прикладами сбили на землю и потащили за ноги к дороге. Там уже поджидало несколько грузовых машин. Уверен, солдаты не читали Гаагскую конвенцию о военнопленных. Особенно не церемонясь, как дрова, они забросили нас в кузов. Я вторично рассек себе лоб о какую-то выпирающую железяку. Кровь затекла в глаза. Сашка тихонько стонал от удара об доски.
— Что, не мягко? — спросил сверху глумливый голос, и мы получили по удару прикладом в голову. Я отключился с чувством благодарности. Не очень-то и хотелось смотреть на эти рожи.
Очнулся от вспышки невыносимой боли. Кто-то пыхтел на моем лице и разрывал его когтями. Тварь!
— Колчин! — завопил я в ужасе. Кругом стоял непроглядный мрак.
Сашка подполз поближе. Развернулся ко мне ногами. Первый раз промазал, долбанул мне каблуком в скулу.
— Выше бей, сука! — еле шевельнул я разбитой челюстью.
Колчин снова ударил, и тварь, шипя, отскочила в темноту.
— Что это было? — промямлил я.
— Летучая мышь. Решила тобой перекусить. Или жениться на тебе. Что, впрочем, одно и то же, — Сашка зашелся нервным смехом.
— Сволочи, все так и хотят поживиться за мой счет! В любом случае, спасибо.
— За что спасибо? — Он снова зашелся нервным смехом. — За мышь или за удар по морде?
— И за то, и за другое.
— Всегда рад!
— Где мы? — спросил я, силясь осмотреться. Мешала кровь и кромешная темнота.
— В какой-то дыре, — Колчин лег рядом. — Вон туда посмотри, — он кивнул головой в сторону светлого пятна. — Там окно. Мы в каком-то подвале. Я отключился после того удара. Видимо, мы провалялись целый день.
— Наверняка нам вкололи что-то. Не могли мы просто так проваляться столько времени.
— Может быть. Только какая теперь разница?
— Да, в сущности, никакой.
Дверь в темноте скрипнула. Мы повернули головы на звук. К нам шли какие-то фигуры. Они подхватили нас под руки и потащили к выходу. Я пробовал самостоятельно передвигать ногами, но у меня не получалось. Наручники больно впивались в запястья. При каждом шаге я кряхтел от боли. Позади скрипел Колчин.
На расстрел, что ли?
Но нас повели наверх. Когда миновали второй этаж, я понял, что наша казнь откладывается. Я знаю военных. Много с ними общался. И ни разу не слышал, чтобы они расстреливали кого-нибудь на крыше. Даже если очень надо было. А бросать нас оттуда — слишком низко. Здания у военных всегда очень низкие.
Моей головой открыли дверь, и мы оказались в освещенном лампами кабинете. От света я зажмурил глаза.
— Оклемались? — спросил Федулов.
Нас усадили на стулья.
— Теперь поговорим.
Солдаты затопали башмаками и хлопнули дверью.
Я с трудом разлепил глаза и огляделся. Сашка сидел по правую руку. На него страшно было смотреть. Лицо все затекло от синяков и ссадин. Из носа — дорожки засохшей крови. Наверное, я выглядел ничуть не лучше. Колчин глянул на меня и содрогнулся.
Значит, нас били. Можно сказать, забивали насмерть. Ничего нам не вкалывали. Били, а потом по какой-то причине решили оставить нас в живых. Вот что это за причина?
Голова отказывалась думать. Хотя от этого зависела наша жизнь. Федулову нет резона таскаться с нами. Мы и так знаем про него столько, что ему хватит не на одно пожизненное заключение. Он явно хочет что-то вытянуть из нас. С другой стороны, Александр Петрович первоклассный мастер по допросам и сразу поймет: правильно он оставил нас в живых, или мы действительно не обладаем нужной ему информацией.
— Знаешь, что это такое? — Федулов держал в руках медальон, который я дал когда-то Вике.
Я кивнул.
— У твоей Вики совсем другой, подделка. Помнишь работягу Решкина? Мастера на все руки? У него еще талисман-пуля от нечисти на шее висела?
— Хороший был человек, — вставил Колчин.
Александр Петрович пропустил реплику мимо ушей.
— Это я попросил его тем же вечером смастерить точную копию медальона. Потом сделал так, чтобы ты подобрал подделку там, на заставе. Возле трупа Решкина. Помнишь, вначале я к нему подошел? Незаметно обронил и стал наблюдать за тобой. А ты оказался очень глазастым. И мне это весьма пригодилось. С твоей помощью мне удалось направить исмаилитов по ложному пути. Как видишь, все прошло как по маслу. Они бросились за тобой. А меня сочли убитым.
— Хитер, падла, — прохрипел я.
— Потому и живу долго, — ухмыльнулся Федулов. — Как думаешь, что сделают исмаилиты с Викой, когда узнают о подделке?
Я промолчал.
— Правильно, — ответил сам себе Федулов. — Они ее шлепнут. От злости. Потому что их обманули со святыней. И знаешь, на кого они подумают?
Я снова промолчал.
— Правильно. Они подумают на тебя, Леша. И при первой же возможности они и тебя шлепнут. Так что деваться тебе некуда. Ни тебе. Ни твоему другу Сашке.
— А все-таки ты скотина! — откликнулся Колчин.
— Поругайся-поругайся, — зажмурился от удовольствия Федулов. — Мне приятно, когда я слышу такие слова. Небесная музыка для души.
Он подождал с минуту, ожидая потока хулы, но не дождался.
— Хорошо. Вижу, вы усвоили приличные манеры и можно продолжать наш разговор. Итак, спрашиваю вас, недоносков, куда ушли исмаилиты после того, как мы расстались?
— Мы были в плену, — сказал я.
— Это я знаю, идиот, — рявкнул Федулов. — Я спрашиваю, что они говорили вам перед тем, как сбежать?
— Так они сбежали?
— А ты думал, они пропишутся у наркоторговцев?
— Ничего не говорили, — ответил Колчин.
— Не верю.
— А мне по фиг, веришь ты или нет, — перешел я в атаку. — Когда наша редакция узнает, что ты с нами сделал, тебе кранты.
Федулов расхохотался:
— Кто узнает? Откуда?
— Мы звонили в редакцию. Акрам дал нам телефон.
— Ну и что? Ваш редактор сказал вам, по каким статьям вы обвиняетесь? Да любой мент пристрелит вас, как собак, стоит вам оказаться дома. Даже если кто-то когда-то узнает, что мы вас пришили, то у нас куча свидетелей, что вы занимались тут наркобизнесом, воевали на стороне известного наркоторговца Акрама. А мы, борцы за чистоту рядов, пришили вас. Так что никакая редакция не возьмет на себя смелость защищать таких подонков, как вы. Еще раз повторяю, ребята, я сделал так, что будущее для вас закончилось. Если хотите пожить, можем договориться. Меня интересует, куда собирались бежать исмаилиты. Как только я узнаю об этом, я вас отпущу. Если хотите, передам Акраму. Он очень был огорчен, когда вы не захотели у него работать. И даже переживал, что ему приходится вас выдавать. Но я, слово офицера, как только получу от вас информацию, передам вас Акраму. Он обрадуется. Иного выхода для вас я не вижу.
— Ты все врешь, — процедил Колчин.
Федулов вздохнул, как при общении с дебильными детьми.
— Видимо, мои ребята немного перестарались и все же повредили вам рассудок. Повторяю еще раз для тупых. Исмаилиты думают, что вы их обманули с ключом, то есть я хотел сказать, с медальоном. Они вам этого никогда не простят. И достанут где угодно. Правоохранительные органы Москвы, а заодно и Чечни, считают вас прямыми виновниками гибели их товарищей. Они вас пристрелят при первой же возможности и даже арестовывать не станут. И наконец, наркоторговцы Махмуда не простят вам смерть Идриса… В шахматы играете?
— Только в карты, — буркнул я.
— В шахматах ваша позиция называется «шах и мат», а в картах «перебор». Вы проиграли, ребятки. Единственный выход: все мне рассказать, и я отпускаю вас к Акраму. Все по-честному.
— Не верю, — сказал я.
— Я тоже, — вторил мне Сашка.
— Ну, а вам больше некому верить, кроме меня. Итак? Куда собирались бежать исмаилиты? Что они говорили?
— Так они сбежали? — переспросил я.
— Хватит играть в идиотов! Куда они бежали?
— Вам дать координаты? — Я, как мог, сморщил лицо, словно припоминая цифры.
— Вы тупые ублюдки! — взорвался Федулов. — Какие координаты?! Я спрашиваю про место, куда они собирались идти.