- Это было похоже на тень и на какое-то животное сразу, - сказал Эрунну. – Очень быстро двигается. Быстрее человека во много раз и, кажется, даже быстрее тебя. Рассмотреть подробнее было сложно, к тому же поднялся туман.
Айалэ снова кивнула. Туман и тварь с болот. Как раз то, чего ей так не доставало этой осенью.
- Леа?
Мягкий голос Эрунну не давал ей проваливаться в омут мрачных мыслей. В самом деле, разве есть что-нибудь, с чем она не сумела бы справиться? Это просто небольшая неприятность, проблема, которую нужно поскорее решить.
Эльэрвис позволила себе миг слабости, уткнулась лбом в плечо Эрунну. Надёжное, тёплое, живое. Он молчал, и айалэ подняла глаза. Лицо у человека было растерянным.
- Пойдём в дом, - сказала она с улыбкой. - Холодно.
Нара, всё также закутанная в плащ, сидела на скамье, поджав ноги, чтобы спрятать перевязанную веревочками обувь. Лльэи принялась собирать на стол немудрёную снедь, Эрунну поправил огонь в печи.
- Сейчас поешь, согреешься и расскажешь о своих бедах, - сказала Эльэрвис девочке. – Это ведь не очень спешно?
- Это совсем не спешно, - отчаянно покраснев, ответила та. – Просто очень… очень нужно. Мне.
Эльэрвис улыбнулась ободряюще и поставила перед девочкой самую красивую тарелку – ту, что была в форме листа болотной лилии.
Ели все трое молча, только Эрунну время от времени говорил что-то незначительное: о вкусе чая или признаках подступающей зимы. Он немного ошибался – до холодов ещё было много времени, но у людей были свои приметы, которым они отчего-то верили, даже если те не сбывались год от года. Вот и теперь и он, и Нара были совершенно уверены, что зимний холод уже стоит на пороге, в то время как Эльэрвис наверняка знала, что им всем предстоит ещё не один тёплый денёк. Даже здесь, в этой северной местности.
Закончив с пищей, айалэ перебралась поближе к огню, села прямо на пол, на сложенный вчетверо плащ. Эрунну уже объяснял ей, что среди людей это не очень-то принято, но так и не смог внятно сказать – почему. Оба человека остались на неудобных лавках, и Лльэи не стала уговаривать их присоединиться. Она прислонилась спиной к бревенчатой стенке, откинула голову и даже чуть прикрыла глаза. Так удобнее было наблюдать за гостями из-под длинных ресниц. Эрунну тоже так часто делал, а она иногда притворялась, что не замечает, а порой – нарочно задавала прямой вопрос. Тогда он в замешательстве краснел и не мог подобрать слова. Мальчишка – порывистый, наивный, яркий, как пламя.
Он нравился ей очень сильно, всё больше с каждым прожитым рядом днём. В нём было всё то, что она ценила в своих соплеменниках: честность, сила, мужество, ум и доброе сердце, но при этом ещё и какая-то удивительная открытость чувств. Это тем более удивляло, что смертным была свойственна замкнутость из-за множества непонятных условностей. Нет, Лльэи уже знала, что её гость – баловень судьбы и любимец ириев. Быть может, именно этому он был обязан своим особенным нравом?
Нара была совсем другой, это не вызывало сомнений. Испуганная, сомневающаяся во всём и больше всего в себе самой, не знающая, куда деть руки и как быть с мыслями и чувствами. Да, помощь ей была очень-очень нужна. Едва ли не сильнее, чем Эрунну на Старом Тракте.
- Госпожа ведьма, - наконец решилась она заговорить. До того всё комкала в руках платок и кусала губы.
Эльэрвис открыла глаза и внимательно всмотрелась в покрасневшее лицо девочки.
- Госпожа ведьма, я пришла просить у тебя помощи, - дрожащим голосом сказала та. – Ты можешь сделать меня красивой?
Эрунну как-то странно кашлянул и, резко поднявшись, ушёл в свою комнатку. Зря, ведь его совет мог быть полезным. Эльэрвис ведь ничего не понимала в красоте!
- Это, правда, важно! Правда! – Нара шептала, но шёпот этот, наверное, чудился ей громче крика. – Ведь ты знаешь, как. Все ведьмы, пока молодые, красивы, значит, можно это наколдовать. И не жить до смерти с таким лицом.
- С каким таким? – недоумевающее переспросила айалэ.
- Как у меня, - почти беззвучно ответила гостья.
Эльэрвис нахмурилась. Чувства смертной не были для неё тайной, она читала их, как в раскрытой книге. Да, девочка и в самом деле горевала, испытывая почти телесную боль от душевных мук. Просто от того, что её внешний облик не нравился – даже не ей самой, а кому-то ещё, кому-то, чьи слова так сильно ранили её. Айалэ с трудом могла подобное понять: она помнила, как изуродованной вернулась с Южных Земель Таиэльин, как пострадал от драконьего огня Аэлу Снежная Смерть. Это была боль и было горе, но не из-за того, что на них стало неприятно смотреть другим. Нет, всё было совсем не так.