Ведьма действительно шла к торговому обозу. Высокая, статная, укутанная в плащ из неведомой серебристой материи. Широкий капюшон она придерживала обеими руками, чтобы не закрывал лица. Так что все желающие могли рассмотреть его прекрасные, хоть и непривычно яркие черты. Такие лица порой воображаешь и видишь во сне — они не попадаются наяву. Сказка. Видение. Морок.
Она направилась прямо к старому травнику. Люди расступались при её приближении, но далеко не отходили, заинтересованные.
— Доброго здоровьичка, госпожа, — поклонился дедок, стараясь не смотреть в сторону ведьмы. — Что интересует, говори. Всё найдём. Отвары, зельица, бальзамы — всё, что душеньке угодно будет.
Она покачала головой.
— Готового ничего не нужно, — произнесла с заминкой, будто бы подыскивая слова. — Мне только некоторых составляющих не хватает. Тех, что сейчас уже не соберёшь. Покажи всё из летних и весенних запасов. Я ваших названий не знаю, мне самой смотреть необходимо.
Старик засуетился, раскладывая мешочки да берестяные шкатулочки. Ведьма скользила по сушёным травам до ягодкам кончиками пальцев и всё больше хмурилась. Рука у неё была тонкая, белая, с длинными изящными пальцами, унизанными драгоценными перстнями.
И глаза у неё действительно были дикие, нелюдские — будто светящиеся. Бледно-золотое пламя мерцало в них, лишь слегка приглушённое тенью от длинных ресниц.
Наконец, приняв решение, она отложила в сторону несколько даже не связок — одиночных веточек.
— Это что ж получается, по одной что ли брать будешь? — обескуражено спросил дедок.
— Другие не годятся. Не в тот срок срезаны и не так.
Она достала из складок плаща кошелёк, высыпала перед старым знахарем с пяток тоненьких квадратных пластинок синеватого металла. Глаза дедка (да и прочих наблюдавших за странной покупательницей) расширились от изумления.
— Госпожа! Это ж астрингские еллы! Вот уж не знал, что и их повидать доведётся!
Ведьма закусила рубиново-алую губу.
— Они не подходят? Сейчас уже такими не платят?
— Платят, но…
— Этого хватит?
— Это даже много, госпожа.
Ведьма улыбнулась.
— Вот и хорошо. У тебя есть внуки — купишь им подарков. Вот и торговые люди из далёких земель как раз здесь. Порадуй деток.
Она забрала свои веточки, спряталась под капюшон и, развернувшись, стремительным шагом поспешила в сторону леса. Широкий длинный плащ развевался, скрывая её фигуру до самых пят, и казалось, будто она не шла, а плыла по воздуху.
***
В этот раз они отчего-то зашли далеко — если бы батька узнал, было бы Саянке на орехи, на грибы да на ягоды — так, что сидеть бы ещё пару дней не смог. Миленку-то бы пощадили, что с неё спросу — с малявки? А он — старший брат, должен был понимать, куда следует соваться, а куда и не нужно бы. Но осень выдалась грибная, щедрая, так что оба быстро позабыли все наказы старших, хорошо хоть друг друга из виду как-то умудрились не потерять.
— Сааай, — заныла сестрёнка, — а я та-ак уста-а-ала. У меня ножки болят, и живо-о-отик.
Саянка, тащивший чуть ли не волоком две переполненных корзины, свою и Миленкину, даже отвечать на такое не стал — берёг дыхание. Но малявка была права: поворачивать следовало, да не сейчас, а ещё раньше.
— Сааай!
Вот же! Навязалась с ним идти, а теперь что с ней делать? Плюхнулась прямо на землю и ревёт, размазывая кулаками грязь и слёзы по румяным щекам. Что же она надеется, что он бросит грибы и понесёт её? А батька ему дома — по шее, за то, что весь день проваландался, неведомо где, да пришёл с пустыми руками.
— Саай, не оставляй меня тут! Я потеряюсь!
Саянка, сцепив зубы, вернулся.
Сестрёнка обхватила его за шею и заплакала ещё горше.
А уже начинало темнеть. И, если они вот прямо сейчас не выйдут на нахоженную тропу, ночевать им в лесу. Зверья опасного здесь вроде не водилось, но всё-таки — страшновато, и холодно, и есть давно уж хотелось, а всю припасённую из дому снедь давно уже слопали.
Что же делать-то?
Сколько они так сидели, Саянка не знал. Темнело, и в самом деле, быстро, уже и надеяться найти дорогу было глупо. Если бы они так сильно не забрались в чащобу, можно было б ждать, что их отыщет или случайно встретит кто-то из деревенских, но в такой глуши никто не бывал. Поэтому, когда между деревьями вдруг забрезжил слабый свет — будто от фонаря, Саянка сразу не поверил собственным глазам.