Историк встал размяться, отогнал от рукописи ворон... больше делать было нечего...
Он открыл дверь и начал спускаться по черной лестнице вниз... остановился в изумлении, увидев полковника, который стоял на краю обрыва с простертыми врозь руками...
"Нет, это не полковник... это лишь его образ, лишенный всяких эмоций и симпатий..." - Бледный, трепещущий историк окликнул полковника по имени, какое у него было...
Вороны взмыли в воздух, подняли гай...
"Хоть вороны настоящие в этом призрачном мире..."
До вечера историк правил рукопись, в ожидании сна...
Когда сгустились сумерки, он заснул...
Сон историка был совсем другого рода...
Во сне у него была жена, но чувств к ней не было... он сидел за столом и писал, о чем привык писать...
Кто-то засмеялся за его спиной тихим младенческим смехом...
Историк обернулся и увидел мальчика двух лет...
Мальчик забрался на стул, потом на стол... он сидел на столе и рисовал узоры...
"Какая нелегкая мне ее принесла или сама пришла?.." - подумал историк... его томило какое-то смутное предчувствие, что это не его жена, и ребенок не от него...
Ветер распахнул створку окна, раздался раскат грома, прокатившийся по всему небу от востока до заката...
Историк невольно вздрогнул, осенил себя крестом...
Сделалось совершенно темно...
Историк встал... он стоял в тоске и отчаянии, не решался ступить... впереди чудилась бездна, черная, безграничная...
Мальчик что-то пролепетал невнятное, вырывая листки из рукописи... они кружились в воздухе над ним и исчезали, словно таяли...
Послышался голос полковника:
"Историк, побойся бога... в них же и моя история..."
Из темноты высунулась рука полковника, он пытался поймать листки, но они изворачивались...
Рука исчезла, снова возникла...
"Что у тебя тут происходит?.. и кто этот голый мальчик?.. однако он так похож на Еву... давно хотел завести детей... дети помогают примириться с жизнью и нести ее бремя..."
"Я думаю, это лишь образ, отвлеченный призрак, плод моего испуганного воображения, а не голая действительность, против которой у меня есть возражения... она лжива... мальчик уже давно мне смутно грезился... и вот, явился из какого-то мнимого прошлого... пришел своими ногами... ничего невозможного нет..."
"Один, другой, третий... боже, сколько же их?.. и где Ева?.."
"Я здесь, здесь..." - отозвалась Ева...
Историк очнулся...
"Нет здесь никого..." - пробормотал он, боязливо оглядываясь...
Он замер, увидев в зеркале фигуру Евы, которая вдруг сделалась из темной светлой, вытянулась, словно вздохнула от восторга, и исчезла, взяв с собой все, что могла взять...
Историк оказался на пустом месте, босой, в одной рубашке... от рукописи осталась одна обложка с завязками...
Воздух вокруг был наполнен светящейся пылью, в которую входили и исчезали беженцы от войны... они шли торопливо, но без особого шума... некоторые выходили из шествия, садились и превращались в камни на обочине...
"Это уже слишком..." - пролепетал историк и дал волю словам и слезам...
Когда слова и слезы кончились, историк позвал полковника, потом Еву, но никто не откликнулся...
"Я умер, моя история разлетелась по воздуху и обо мне все забыли...
Ева исчезла, и полковник исчез, хотя я слышу его вздохи и стоны в темноте... правда, они стали утихать, отчасти потому, что вздыхать и стонать уже некому в нем..."
К историку стал понемногу возвращаться разум... вернулся, но ненадолго...
Из вынужденной пустоты историк перенесся на ступени паперти у стрельчатой колокольни, шагнул вниз и стал тонуть...
Измученный и потрясенный, историк очнулся на ложе с полковником...
Полковник тоже был не в себе... он был солдатом на третьей войне...
"Долго ты еще будешь меня обнимать?.." - пробормотал историк, пытаясь освободиться...
Полковник сполз с ложа, встал на колени и стал каяться:
"Это не я... это аспид во мне..."
"А я до пробуждения был псом, вертел хвостом перед беженцами от войны... и считал их глазами..."
"Сосчитал?.."
Историк почувствовал, что тяжесть с него спала и можно вздохнуть грудью... и охнуть животом...
Было уже утро...
День прошел без происшествий...
Ближе к вечеру историк решил покинуть остров, сел в лодку и поплыл...
Греб он веслами... луна указывала направление...
Вдруг луна покраснела, потом сделалась двурогой и исчезла...
Стало темно и жутко...
Историк был удивлен и напуган, к тому же в темноте он потерял весло...
Намерение покинуть остров было очень странное и неожиданное... полковнику историк ничего не сказал, оставил записку, что будет не скоро...
Оказавшись в темноте и без весла, историк задумался:
"Куда я плыву и с какой целью?.."
Он задавал себе этот вопрос и, когда небо посветлело, стало утром...
После полудня небо снова стало темнеть, поднялся ветер...
Историк лег на дно лодки и попытался заснуть, надеясь, что сон ему поможет...
Увы, сон забыл о нем...
Какое-то время историк греб одним веслом... лодка закрутилась на одном месте...
Вдруг историк почувствовал толчок... и лодка устремилась в темноту...
Прошел час или два...
Услышал шум прибоя, крики чаек историк встал...
Наткнувшись на подводные камни, лодка резко остановилась...
Историк потерял равновесие и упал спиной в воду...
Утонуть он не успел, кто-то перенес его из воды на песок... и так нежно...
Историк ощупал себя... рукопись была на месте, не пострадала от воды...
"Надо оглядеться, какие здесь достопримечательности..."
Историк стал ходить взад и вперед...
Птицы с любопытством следили за историком, пока осмотр острова не закончился...
Остров был необитаемым, принадлежал морю и птицам...
"Однако странный остров... солнце обходит его стороной, а луна краснеет, как будто стыдится... появилась и назад попятилась... и прибой исполняет что-то траурное и трогательное, похожее на реквием...
Хорошо, что птицы не пристают, а ведь могли бы... они здесь хозяева...
Надо бы убежище от непогоды поискать, пока день не кончился, если это день..."
Историк нашел расселину в скале, улегся, завернулся в плащ, как в саван, и заснул... иногда он вздрагивал всем телом... под плащом у него была только рубашка...
Ночь длилась и длилась и не ознаменовалась чем-нибудь особенным...
Разбудил историка прибой... он исполнял что-то бравурное... чайки были солистами, они выстроились в каре в ожидании пробуждения историка...
Во сне историк правил рукопись чернильным карандашом... губы у него были как у покойника, а глаза красные и запавшие...
Птицы молча ждали...
Историк долго не мог понять птиц, а когда понял, рассмеялся, чем привел птиц в восторг, они захлопали крыльями...
Птицы просили историка вписать и их жизнь в книгу...
Историк писал, а птицы позировали...
Ночь застала историка врасплох... вдруг опустилась тьма, обняла, придавила историка к ложу... лицо у ночи было как и у историка, испуганное и смущенное...
Историк выполз наружу... он сидел с полными слез глазами и смотрел на море, на синеющие вдали горы и облака... очертаниями они были похожи на верблюдов, пасущихся на небе...