- А, ты уже проснулся, Митька, а я вот тебя порисовать удумал.
- И давно уже ты меня рисуешь?- еле ворочая языком, спросил я.
- Ага. Пить хочешь? - я кивнул,он кинул мне банку пива.- только старайся не менять позу, а то всё испортишь.Вчера была очень клёвая луна, знаешь, такая большая, жёлтая, такой насыщенный цвет, и облака...Бля, какие были облака! Такие, знаешь... такие...тьфу, бля, словами не скажешь. Хотел зарисовать, да пьян был, блин, как собака...теперь вот на тебе отыгрываюсь. Э, ты пиво-то пей, да давай, не очень-то шевелись!
Я осторожно, стараясь не очень-то шевелиться, пил пиво. Вокруг меня неудержимо менялся интерьер, плавно перетекая из барочной гостиной в Илюхину комнату,где мы провели немало вечеров и ночей за разговорами, музыкой, чаем, водкой, видео, преферансом...Я начал слышать музыку, что-то очень красивое, по-моему, Dead Can Dance, маленький столик, за которым обычно протекали наши трапезы и пьянки, был захламлён пустыми и полными пивными банками, на полу валялись две бутылки из-под джина, пять из-под тоника и три из-под водки. Я же валялся на Илюхиной кровати абсолютно голый, живот мой был покрыт толстой коркой запекшейся моей же собственной спермы, и вид, открывавшийся художнику, судя по всему, был не из лучших. Он рисовал, посматривая иногда на меня, сощурившись. По выражению его лица можно было догадаться, что, не смотря на то, что его тоже мучало похмелье, своей работой он был доволен.
- Ну, всё,- сказал он где-то минут через пятнадцать,- готово. Можешь вставать. Кстати, рекомендую принять душ, а то ты чего-то того....
Я встал, допил залпом пиво, посмотрел на только что рождённый шедевр. Талантливо, другого от Ильи я и не ожидал,он - хороший живописец...Я принял душ,а потом пришёл свежевыспанный Ашот, и до самого полудня мы играли в преферанс. Выиграл я.
3.Дом сомнений и воспоминаний.
Двигаясь вперёд, постоянно оглядывайся
а вдруг ты забыл что-нибудь?
А.Экзюпери.
...и тогда я его убил. Умер он сразу, и, надеюсь, совсем не мучался. Его мерзопакостное рыжее хитиновое тело вместе со знаменитыми усами расплющилось от мощного удара тапком. Я брезгливо поморщился и стёр останки таракана со стены. Торопливо допив чай, одеваюсь и выбегаю на работу - опять проспал, опять опаздываю. Даже побриться не успел. Выбежал за дверь - и тут огромная сеть из уже знакомой зелёной паутины обрушилась на меня, и, не успел я вздохнуть, как оказался плотно запелёнут в вонючий кокон, голова закружилась, мысли потеряли всякую связь между собой, их место заняли красочные видения,и ощущение реальности происходящего пропало. Ноги подкосились и я упал, потеряв остатки сознания.В абсолютно бессознательном состоянии я ощущал себя ползущим, словно змея, между камней вдоль прозрачного сладкого ручья, я очень натурально извивался и снюхивал пыльцу с попадающихся цветов. Надо мной летали другие люди, распевая песни, часто весьма непристойного содержания, в ручье шумно барахталась толстая голая женщина. "Я рыба!Я рыба!"- кричала она. В кустах на том берегу ручья затаился хищный строитель в телогрейке и оранжевой каске. Я же, стараясь быть как можно незаметнее, полз в густой траве, выискивая какую-нибудь добычу. Ничего, похожего на добычу, пока не наблюдалось. Пропрыгал мимо по своим делам молоденький милиционер. Какая-то пара, по убеждениям - явно волки, грызлась между собой возле своего логова. А по склону холма, до которого мне оставалось ползти минут десять, деловито полз ёжик. Я сразу узнал его, потому что это был Ашот. Мне сразу же захотелось догнать его, потому что мы уже две недели, как не виделись и я успел по нему соскучиться. Тут я вспомнил, что обычно делают ёжики со змеями, когда они встречаются, но, поразмыслив, пришёл к выводу, что Ашот меня, скорее всего, есть не будет. Воспрянув, я поспешил за ним."Ашшшот! Ашшшот! Подошшди!"- шипел я ему вслед, но получалось чертовски тихо, и он, конечно, услышать меня не мог. Я стал ползти быстрее, так быстро, как только мог. Проблема заключалась в том, что я не мог пользоваться руками, да и не знал, были ли они у меня вообще. Ног точно не было. Поэтому приходилось довольствоваться тем, что осталось, а этого явно не хватало для высокой скорости передвижения. Тем не менее, я старался не терять ежа Ашота из виду, надеясь, что мне всё же удастся его догнать. "Мать-природа очень обманчива!"- произнёс надо мной чей-то голос, но, подняв голову, я никого не увидел. Некто рассмеялся и вроде бы пропал.Ну и хрен с ним. Кстати,х рен здесь произрастал в изобилии. Мой путь пролегал уже по холму, на котором я засёк Ашота, но тот по-прежнему оставался далеко впереди. Он, судя по всему, торопился в огромное здание, смахивающее на нью-йоркский небоскрёб и потому в этом раю флоры и фауны абсолютно неуместное. Наметив курс, я устремился туда же. Ползти туда ещё около километра, значит времени у меня навалом. Разные людозвери стали попадаться мне всё чаще, причём, похоже, многие из них стремились попасть в этот странный дом. Что же это такое? Ладно, доползём - увидим. Дорогу мне преградил осёл. В нормальной жизни, то есть в сознании - не знаю, в чьем - в своём или еще чьём-нибудь - он являлся бандитом.Осёл стоял посреди живописной лужайки, заросшей вереском и отвратительно блевал чертополохом, приговаривая: "А всё-таки она, сука, вертится!". Смотреть на него было крайне неприятно.Я поспешил дальше, тем более, что Ашот уже скрылся в недрах этого непонятного дома. Через семь минут я достиг входа и вполз внутрь, мимоползом отметив, что перед дверьми валяется смердящий труп проститутки-антилопы. Огромный холл, я, кажется, уже где-то видел, только тогда была зима, а сейчас вроде бы лето. Ашота видно не было. И тогда включился процесс регенерации моего сознания, через минуту я вновь обрёл руки-ноги и стал самим собой. Я неуверенно встал и сделал пару шагов. Ничего, всё в норме. Попрыгал. Тоже получилось. Тогда я принял замысловатую позу и длинно матерно выругался.В динамиках слегка покашляли и сказали:
- Говорит Служба Охраны Этического Климата Дома. Вы получаете первое и последнее предупреждение. Если вы ещё раз позволите себе хоть малейшее ругательство, вы получите в висок пулю двадцать второго калибра. Если и после такого вразумления вы продолжите ругаться, то следующая пуля, которую вы получите в противоположный висок, будет уже калибра сорок пять. И так далее. Выражаем искреннюю надежду, что впредь вы воздержитесь от употребления выражений, оскорбляющих этический и нравственный климат Дома. До свидания.
Естественно,я вспомнил этот дом, крепко засевший в моей памяти, как одно из мест проявления Блуждающего Лифта.К тому же, здесь на моих глазах был безжалостно застрелен ребёнок, оторвавший трубу отопления. Этот холл, конечно, не самое лучшее место для нахождения, поэтому я нашёл лестницы и медленно начал подниматься. Воспользоваться Лифтом я не решился. Второй этаж представлял собой длинный коридор,в котором было всего две двери - по центру, друг напротив друга. Обе были заперты. Я не стал настаивать, памятуя о странности местного обычая стрелять почём зря в посетителей. Хорошо бы на досуге почитать устав этого Дома, чтобы понять, что он собой представляет и как здесь надлежит себя вести, если есть желание остаться в живых, - это на случай, если меня опять занесёт сюда нелёгкая. Третий этаж. Склад. Сотни контейнеров, все опломбированы, никого нет. Неинтересно, идём дальше. Четвёртый. Опять коридор, дверь всего одна, распахнута. Огромный зал, кругом - кровати, диваны, кушетки, раскладушки, топчаны. Полно народу, все занимаются любовью . Синхронно. Ладно, буду надеяться, что Ашота здесь нет, а то чёрт его знает, какая пуля полагается за сбивание с ритма...Пятый этаж. Памятник Пушкину. Скорее всего, нерукотворный. Интересно, а Пушкин-то здесь при чём? Я бродил по этому более чем странному дому, не находя, впрочем, ничего особо выдающегося, но Ашота найти не мог. Я понял, где он, сразу, как вошёл на двадцать шестой этаж. Дело в том, что пол на этом этаже оказался погребён под мощным пластом пластилина. Я пошёл по пластилиновому коридору, периодически натыкаясь на разных женщин,одетых и голых, красивых и не очень, и в сто тридцать восьмой комнате справа нашёл своего друга. В углу помещения размером десять на десять метров на маленькой соломенной циновке сидел Ашот в своём человеческом обличии и лепил из пластилина голую женщину, живописно сидящую перед ним на другой циновке. Почти все стены комнаты были заняты стеллажами, половина из которых была уставлена пластилиновыми женщинами. Так как Ашот не обратил на меня никакого внимания - и его соблазнительная модель, кстати, тоже, - я занялся осмотром выставки готовых скульптурок. Без особого удивления я узнавал в некоторых из них только что встреченных мною женщин. В общем, по всему было видно, что Ашот находится в самом расцвете своих творческих сил.Он лепил увлечённо, и я счёл мудрым его не беспокоить. Взяв со стеллажа циновку побольше,я разостлал её в другом углу мастерской и расположился на ней в полный рост.