Ким Форд зажмурилась, словно от боли.
И тут все стоявшие вокруг жрицы богини Даны запели – сперва неуверенно, но все более и более слаженно – плач по мертвому Лиадону.
– Смотрите! – сказал Шальхассан Катальский. – Снег тает!
И все посмотрели – кроме Ким. И все увидели.
«О, мой дорогой!» – думала Ким и слышала, как шепот вокруг перерастает в рев. Священный трепет. Неверие. Первый всплеск буйной, отчаянной радости. Жрицы завывали от горя и восторга. Солнце сияло над тающими снегами.
– А где Кевин? – вдруг резко спросил Дьярмуд.
«Где, ах где? О, мой дорогой!»
Часть IV
КАДЕР СЕДАТ
Глава 12
Будучи старшим из трех братьев, Пол Шафер, в общем, имел представление о том, как следует обращаться с детьми. Однако подобные общие представления здесь не очень-то годились: ребенок был слишком необычен. И первое утро, проведенное с Дари, было для него особенно тяжелым, потому что Ваэ было совершенно не до него, ей и так горя хватало. Она оплакивала утрату сына и в ужасе думала о том, как бы ей – это казалось почти невозможным! – написать письмо в Северную твердыню с просьбой отпустить мужа домой.
Пол пообещал ей, что письмо непременно будет туда доставлено, и вышел с Дари на улицу. Он рассчитывал поиграть с малышом, однако ничего не вышло: Дари – теперь на вид ему можно было дать лет семь-восемь – оказался совершенно не в настроении, играть не захотел и к Полу все еще относился весьма настороженно.
Вспомнив, какими были его младшие братья лет десять-пятнадцать назад, Пол попытался просто поговорить с ним, не заставляя его отвечать на вопросы, не подталкивая к какому бы то ни было решению и не выказывая ни малейшего намерения потискать его или хотя бы понести на плече. Он просто рассказывал ему о разных вещах и совсем не так, как обычно разговаривают с ребенком.
Он рассказал Дари о своем мире и о Лорине, великом маге, который способен перемещаться из одного мира в другой. Рассказал об этой войне и о том, почему Шахар, отец Дари, вынужден находиться так далеко о дома; и об ответственности мужчин, о том, в скольких еще семьях отцам пришлось пойти на войну, затеянную силами Тьмы.
– А Финн все равно мужчиной еще не был! – заявил Дари. Это были его первые слова за все утро.
Они шли по лесу, по извилистой тропинке. Вдали слева Пол видел за деревьями воду озера; видимо, это было единственное озеро во Фьонаваре, которое не замерзло. Он внимательно посмотрел на Дари, точно взвешивая собственные слова, и спокойно сказал:
– Некоторые мальчики становятся настоящими мужчинами раньше других. И ведут себя тоже как настоящие мужчины. Вот и наш Финн был такой.
Дари – очень красивый в своей ярко-синей куртке и шарфе, в варежках и теплых сапожках – мрачно на него воззрился. Глаза у него тоже были совсем синими. Потом, точно придя к какому-то решению, он сообщил Полу:
– А я могу нарисовать цветок!
– Я знаю, – улыбнулся Пол. – Палочкой. Твоя мама мне рассказывала, что вчера ты нарисовал на снегу замечательный цветок.
– Мне не нужна палка! – возмутился Дари. И, отвернувшись от Пола, сделал рукой какой-то неопределенный жест. Смотрел он при этом туда, где вдоль тропинки снег был совершенно нетронутым и очень белым. И движение его пальцев как бы тут же повторилось на этом белом снегу. И Пол увидел, как там возникают очертания цветка.
Увидел он и еще кое-что.
– Это… это же просто здорово! – восхитился он, тая в душе неясную тревогу и стараясь говорить как обычно. Но Дариен в его сторону даже не повернулся. Еще одним движением – на этот раз он ничего не рисовал в воздухе, просто чуть шевельнул пальцем, – он раскрасил созданный им рисунок: лепестки были цвета морской волны, а сердцевинка – ярко-красная.
Того же красного цвета, что глаза Дариена, когда он, дорисовав цветок, посмотрел на Пола.
– Прекрасно! – умудрился выговорить Пол и, поперхнувшись, закашлялся. – Ну что, теперь обедать пойдем?
Оказалось, что зашли они довольно далеко, и на обратном пути Дариен устал и даже согласился, чтобы Пол немного поднес его на закорках. Пол чуть-чуть даже пробежал по узкой тропинке, подпрыгивая и изображая лошадку, и Дари впервые за все это время засмеялся. Весело, хорошим детским смехом.
Ваэ, накормив их обедом, уложила Дари поспать, и он довольно долго проспал, а вечером был очень спокойным и тихим. Когда настало время ужина, Ваэ, ни о чем не спрашивая, поставила на стол три тарелки. Она тоже говорила крайне мало; глаза у нее были красные, но Пол не видел, чтобы она плакала. Некоторое время спустя, когда солнце скрылось за лесом, она зажгла свечи и растопила камин. Пол уложил малыша спать, перед сном снова заставив его смеяться, показывая на стене всякие смешные тени. А потом опустил полог у его кроватки и подсел к Ваэ.
Он сообщил ей о принятом решении, и она, немного помолчав, тоже заговорила, тихим голосом рассказывая ему о Финне. Он молча слушал ее и вскоре кое-что понял – для понимания таких вещей ему всегда требовалось слишком много времени, – и тогда он молча придвинулся к ней совсем близко и обнял ее. И она наконец умолкла, опустила голову ему на плечо и просто заплакала.
Спать он снова лег в постель Финна. На этот раз Дари не вставал среди ночи и к нему не приходил. А Пол долго лежал без сна, слушая, как свистит над долиной северный ветер.
Утром после завтрака он спустился с Дари к озеру, и они долго стояли на берегу, а потом он стал учить мальчика «печь блины», плоско пуская по воде камешки. Собственно, он просто тянул время, но сомнения все еще не покидали его, и он совсем не был так уж уверен в правильности принятого прошлой ночью решения. А под утро, когда он наконец уснул, ему приснился нарисованный Дариеном цветок, и красная сердцевина цветка была похожа на чей-то страшный глаз, в который просто невозможно было заглянуть.
Теперь, у воды, глаза мальчика снова были синими; он казался совершенно спокойным и был полностью поглощен наукой пускания камешков по воде. Можно было бы легко убедить себя, что это самый обыкновенный ребенок, который скорее всего таковым и останется. А если нет? Пол наклонился к нему и сказал, взяв его руку в свою и замахиваясь вместе с ним:
– Вот так! – И заставил камешек сделать сразу пять «блинов» на гладкой поверхности озера. А потом, выпрямившись, долго и задумчиво смотрел, как мальчик бегает по берегу и с энтузиазмом ищет подходящие камешки. И вдруг заметил, как из-за поворота тропы, ведущей в Парас Дерваль, вылетел всадник, серебристые волосы которого развевались на ветру.
– Приветствую тебя, – сказал Брендель, спешиваясь возле них и присаживаясь на корточки рядом с Дариеном. – Здравствуй и ты, малыш. Смотри, вот, по-моему, очень даже подходящий камешек.
Потом он поднялся и посмотрел Полу в глаза; взгляд у него был суровым и понимающим.
– Тебе Кевин сказал? – спросил Пол. Брендель кивнул.
– Он сказал, что ты, должно быть, рассердишься, но не слишком.
Пол чуть усмехнулся:
– Он слишком хорошо меня знает.
Брендель улыбнулся, но его загадочные глаза были тревожного темно-фиолетового цвета.
– Он и еще кое-что сказал. Он сказал, что, видимо, нам предстоит выбор между Светом и Тьмой. И что светлым альвам, возможно, лучше быть здесь.
Некоторое время Пол молчал. Потом сказал:
– Знаешь, он ведь самый умный из нас. Только я никогда особенно об этом не задумывался…
А на востоке, в Гуин Истрат, охотники из Бреннина и Катала как раз входили в Ливанский лес, и белый кабан уже просыпался после своего долгого, слишком долгого сна.
За спиной у Бренделя Дари пытался, хотя и не слишком успешно, «печь блины», и альв, обернувшись и посмотрев на него, тихо сказал:
– А что все-таки ты действительно хотел сделать?
– Отвести его к Древу Жизни, – тоже тихо ответил Пол.
Брендель так и замер.
– Чтобы проверить, куда будет направлено его могущество, да? – прошептал он.
Дари удалось сделать три «блина» подряд, и он радостно засмеялся.
– Отлично! – крикнул ему Пол, а потом, тоже перейдя на шепот, ответил Бренделю: – Он еще ребенок и сам выбирать пока не может. А я боюсь, что он уже обладает достаточным могуществом. – И он рассказал Бренделю о том цветке, пока Дари носился по берегу в поисках очередного подходящего камешка.