— А что же родители?
Катя метнула на цыгана подозрительный взгляд и с независимым видом расправила плечи:
— А что — родители?.. Им нравится жить в Москве, а мне хорошо было в деревне. Просто мне уже шестнадцать стукнуло, засиделась в девках, пора в свет выходить…
— Да женихов искать, — кивнув, закончил Драгомир и, уловив тщательно скрываемое смущение на лице девушки, подытожил: — Ну что ж, краса Катерина, я очень рад, что ты не сирота и тебе есть куда податься. Иначе пришлось бы брать тебя замуж и вести с собой. А я ведь цыган не таборный, изгой, так что нечего мне тебе предложить, кроме костра и бесконечной дороги. Шатра и того нет.
Выслушав эту тираду, Катя невольно фыркнула.
— Ты просто неподражаем, Драгомир. С чего начали, к тому и вернулись. Думаю, что я никогда не дойду до такой крайности, чтобы скитаться с тобой по дорогам, разве только, чтобы до Москвы добраться…
— Я думаю, мы сможем придумать кое-что получше, — проронил Драгомир. — Не к лицу благородной барышне с цыганом кочевать. Найдем тебе попутчиков по чину.
Катя хотела было спросить, каким образом он собирается осуществить это намерение, но внезапно ощутила, как тяжелеют и сами собой опускаются веки. Похоже, Драгомир не только боль снял, но и дрему на нее нагнал, успела подумать она перед тем, как погрузиться в крепкий сон.
Пока Катя спала, возле костра несколько раз появлялись мужики из ближайшей деревни и, подозрительно приглядываясь к цыгану и его спутнице, завязывали разговор о рухнувшей переправе. Драгомир сдержанно рассказал то, чему был свидетелем, но о том, что вместе с ним находится барышня, слуги и карета которой утонули, упав с моста, распространяться не стал. К чему? Позволить девушке, оставшейся без защиты, продолжать путь на крестьянской телеге, в обществе случайного мужика, едва ли разумно. Драгомир мысленно вздохнул, вспомнив о четверке прекрасных рысаков, которые успели спастись, вырвавшись на свободу до того, как обрушился мост. Где они теперь и кому достанутся?
Выяснив все, что хотели, а также убедившись, что пришлый цыган не лудильщик, не барышник, не торгует никаким диковинным товаром, и жеребец его не украден в их деревне, мужики оставили его в покое и ушли.
Драгомир не сидел без дела. Поймав в кустах крупного ежа, он прикончил и выпотрошил зверька, набрав у берега мягкой глины, тщательно промазал ею колючую тушку так, что она превратилась в гладкий глиняный ком и, вернувшись к костру, положил в огонь. Излюбленное блюдо цыган, — еж, запеченный в глине, готовится долго, но когда княжна проснется, им будет чем утолить голод.
Изредка мимо, звеня колокольчиками, проезжали почтовые кареты. Заслышав звон, Драгомир выходил на дорогу и вглядывался в лица седоков, но никого, кому можно было бы доверить княжну, пока не появилось. Не считать же, в самом деле, подходящим для нее спутником пьяного офицера, который на ходу распекал челядь, едва не вываливаясь из кареты, или проехавшую часом позже купчиху, что сидела в кибитке, испуганно вцепившись в свой дорожный мешок. Такой, как эта, за каждым кустом мерещатся грабители, останови ее — заверещит, как поросенок.
День уже клонился к вечеру, когда Катя, проспав несколько часов, наконец пробудилась.
— Что будем делать, Драгомир? — спросила она, сев у костра и пытаясь привести в порядок спутанные волосы.
Чувствовать себя беспомощной, зависящей от посторонней воли, ей было не слишком приятно, но куда деваться, если даже единственная ветхая тряпка на ее теле принадлежит Драгомиру? Она тяжело вздохнула, плотнее запахивая на груди одолженный кафтан, и цыган, окинув ее понимающим взглядом, сказал:
— Прости, но стащить тебе где-нибудь одежду я не мог, не хотел оставлять тебя одну. А денег, чтобы купить, у меня нет.
— Да ты совсем с ума сошел, — вспыхнула Катя. — Разве я тебя на воровство подбиваю?
Она снова вздохнула, вспомнив о теплом плаще, оставшемся в карете, о новеньком платье, которое теперь лежало у воды грудой разодранных лохмотьев. Надо признать, ей фатально не везет сейчас, но, — все-таки, — жива!
— Не подбиваешь, нет, — усмехнулся Драгомир, — хотя, для такой, как ты и луну с неба украсть не жаль. Не печалься, княжна. Найду я тебе попутчиков, а не найду, так сам довезу до почтовой станции в Торжке. Здесь не так далеко, всего верст тридцать будет. А там посмотрим, может и подвернется что в уплату за проезд твой до Москвы.
Катя встрепенулась.
— У меня вот что есть, — сунув руку за кафтан, она вытащила наружу шелковый гайтан, на котором висел маленький золотой крестик.