Отодзи и Сима молча глядели на гудевшую печку, раскалившуюся докрасна. Потом Отодзи сказал устало:
– Извините. Позвольте мне прилечь. Я плохо себя чувствую.
Он прилег на циновку, подперев голову локтем.
– Вы больны. Хлебнули горя, наверно, – сочувственно сказала жена Торикура.
– Отдыхайте спокойно, – добавил Торикура. – Гостиница закрыта, так что принять вас как следует не сумеем, но зато вы можете чувствовать себя совершенно свободно. Постелей сколько угодно, и ванна есть. Располагайтесь не спеша.
Делать было нечего. В тот день они все равно не смогли бы выбраться из поселка у этого вулканического озера. А завтра будь что будет.
Сима помогла жене Торикура принести постели из другой комнаты, и они вдвоем положили их поближе к прихожей. В гостиной с плотно закрытыми ставнями зажгли тусклую лампу.
– Вам можно стелить в одной комнате? – спросила жена Торикура.
Застигнутая врасплох этим вопросом, Сима немного помедлила, но потом сказала:
– Да, можно в одной.
Жена Торикура соорудила два княжеских ложа рядом. На одно из них лег Отодзи. Измученное болезнью бледное лицо его потонуло в подушке и выглядело старческим.
– Спи крепко, ни о чем не думай, – сказала Сима.
Отодзи засмеялся с закрытыми глазами:
– Мне не о чем думать.
И действительно, Отодзи тут же заснул глубоким сном. Сима посидела немного у его изголовья, потом встала и вышла на кухню. Жена Торикура что-то шила, сидя одна у железной печки.
– Не нужно ли вам помочь в чем-нибудь? Что прикажете, то и сделаю, – предложила Сима.
Жена Торикура, улыбнувшись, сказала, что ни о чем беспокоиться не надо, и спросила:
– Ваш муж уснул?
В первый раз Отодзи назвали ее мужем. Делать было нечего, и Сима ответила:
– Да, крепко спит. Устал очень.
– Трудно ему. Нездоров. Чем болен?
– Астма, – сказала Сима. Она знала, что в деревне как огня боялись чахотки. Жена Торикура тут же сообщила, что ее младшая сестра много лет страдает астмой, и поэтому она знает, какая это неприятная хворь.
– Холод вреден, не правда ли? Что будем делать, если приступ начнется?
– Не беспокойтесь. Я медсестра.
– Привыкли ухаживать?
– Нет, я действительно медсестра из больницы. Жена Торикура удивленно округлила глаза.
– Во время войны в военном госпитале работала. Знаю, как обращаться с такими больными, так что не беспокойтесь. – Сима спокойно улыбнулась.
После захода солнца Торикура пришел сказать, что ванна готова Отодзи все еще спал. Но если бы он и бодрствовал, то все равно не смог бы принять ванну из-за болезни. Сима пошла мыться одна. Наполнив ванну доверху горячей годой она намылилась, как вдруг стеклянная дверь раздевалки открылась, и кто-то вошел туда. Прикрывшись полотенцем, Сима обернулась. За туманным стеклом двери виднелась тень Отодзи.
– Отодзи-сан? Можешь войти.
Приоткрыв дверь, Отодзи заглянул в ванную комнату и, смутившись, отвернулся.
– Проснулся, а тебя нет. Куда, думаю, ушла?
– Никуда я не уходила, – сказала Сима.
На Отодзи были два ватных кимоно, а сверху накинуто пальто.
– Извини меня, я решила искупаться. Потом я и тебя оботру.
Отодзи кивнул. Больных, которые не могли принимать ванну, обтирали обычно мокрым полотенцем.
– Холодно. Пойди погрейся у печки.
– Ладно.
Отодзи медлил.
– Тебе говорят, холодно. В дверь дует.
Отодзи неловко усмехнулся и закрыл дверь.
– Ото-сан!
– Что?
– Я пошутила. – Сима отвела глаза. – Можешь не закрывать.
И, покраснев, она продолжала молча мыться под его пристальным взглядом, как будто была одна в ванной.
Вечером Сима нагрела на печке воду в тазу, отнесла таз в комнату и обтерла Отодзи мокрым полотенцем. Было холодно, поэтому она проделала все это быстро. Отодзи остался недоволен.
– Что ты так спешишь?
– Но тебе нельзя охлаждаться.
– В больнице ты была более внимательна и обтирала медленнее.
– Тогда, может, вернемся в больницу?
Отодзи молча глядел в потолок.
– Если бы можно было вернуться…
Они убежали из больницы.
– Ладно, здесь останемся. – Отодзи вздохнул.
IV
Когда у Отодзи обнаружили плеврит, из хирургического отделения его перевели в туберкулезное. Сима и в голову не пришло, что это был сын пьянчужки Ёкити. Отодзи сразу же узнал Сима – видел ее и после смерти отца. Сима с тех пор не приходилось встречаться с Отодзи, и она, естественно, не обратила внимания на возмужавшего юношу.
Она не только не узнала его в лицо, ей ничего не сказало и его имя. Помнила, что Ёкити звался Тэрада, но что Отодзи и есть тот самый Ото, его сын, и не подумала.
Отодзи с первого взгляда показалось, что перед ним Сима, но от неожиданности он никак не мог поверить, что это и вправду девушка из харчевни «Масутоку». Он не предполагал, что Сима может стать сестрой в военном госпитале. Ему и во сне не могла присниться такая встреча. «Уж не обознался ли я, может, это вовсе и не она?» – думал он.
Сначала Отодзи лежал в большой палате, где стояло пятнадцать коек, и он спросил ефрейтора с соседней койки, как зовут сестру, так похожую на Сима
– А ты приметлив, – ухмыльнулся ефрейтор. – Этого ангела зовут Масумото.
Отодзи опять удивился. Это была фамилия Сима.
Сердце Отодзи наполнилось нежностью. Встретить в армии земляка всегда радостно, а тут, когда болен и одинок, еще приятнее. Отодзи даже прослезился от волнения. Но хотя грудь его распирало от нежности, он не мог решиться заговорить с девушкой. Не мог, потому что Сима не узнала его с самого начала и к тому же она в своем белоснежном халате, так ладно облегавшем ее фигурку, казалась такой ослепительно красивой, что он смущался и отводил глаза всякий раз, когда видел ее.
Да и связывало их только то, что когда-то, лет двадцать назад, отец его захаживал выпить в харчевню «Масутоку».
Раз в неделю сестры приходили в палату обтирать больных. Отодзи молил бога, чтобы он не достался Сима. И если случалось все же, что это делала Сима, его охватывала дрожь.
– Холодно? – спрашивала Сима.
– Нет, не холодно.
– Расслабьтесь, чувствуйте себя свободней, – говорила она.
– Хорошо, я постараюсь, – отвечал Отодзи.
Сима видела в Отодзи просто молоденького солдатика, такого же, как все. но состояние его здоровья внушало ей серьезные опасения В правом легком Отодзи стремительно развивалась большая каверна.
Когда в январе Отодзи шел по коридору из уборной, у пего хлынула горлом кровь. В ту ночь как раз дежурила Сима, и, заметив, что сгусток спекшейся крови застрял у чего в горле, она подбежала и вытащила его пальцами. Отодзи сразу же перевели в отдельную палату.
На другой день вечером, когда она сидела у его постели он вдруг открыл глаза и, глядя в потолок, спросил хриплым голосом:
– Отправили вторую телеграмму?
Телеграммы отправлялись родственникам в случае тяжелого состояния больных. Первая сообщала о болезни, вторая о критическом состоянии, третья о смерти.
– Вам нельзя говорить, – сказала Сима.
Он взглянул ей в лицо, увлажнившиеся веки его дрожали, но в глазах появилась решимость.