Именно поэтому в большинстве монастырей настоятели и настоятельницы просматривали корреспонденцию подопечных, а в некоторых запрещались посылки. Папка «входящие» могла быть вовсе не переполнена, а монах все равно отвлекался: даже редкие письма или подарки укрепляли социальные связи, конкурировавшие с другими делами инока {18}. По тем же причинам монахам не следовало принимать приглашения на званые ужины, свадьбы, да и на строго христианские торжества тоже. Им предписывалось не проводить крещения и не становиться крестными, не участвовать в чествованиях святых, проводимых в местных церквях и на погостах. И дело было не столько в занятости; дело было в гравитационной силе любых занятий вообще. Как говорилось в «Уставе Тарнского монастыря» VI века, в каждом подобном случае «жизнь этого мира захватывает обратно тело и ум» монаха не только на несколько часов самого праздника, но и на долгое время, пока монах хранит воспоминания о нем {19}.
По тем же самым причинам визиты родни тоже считались проблемой. Монахи в основном периодически встречались с кровной семьей, но эти встречи вызывали противоречивые чувства. Франге (общительный обитатель гробницы) поддерживал регулярные контакты со своей сестрой Цие, которая часто выполняла его мелкие поручения. Но личного визита Франге – не просто дежурного прихода за приготовленной ему одеждой, а полноценного визита – Цие пришлось настойчиво добиваться. Сестра Бенедикта Нурсийского[34], Схоластика, тоже монахиня, обычно виделась с братом раз в год, но стоило ей однажды попросить его продлить беседу, для его согласия потребовалось чудо. Еще более драматична история отца-пустынника Пиора[35], который в течение 50 лет после пострига не выходил на связь с семьей. Даже его коллеги-отшельники сочли такую строгость чрезмерной, и когда сестра Пиора написала им, чтобы разузнать о судьбе брата, они заставили его встретиться[36] с ней. Иона из Боббио[37] отправился повидать родителей после девяти лет разлуки, но в день прибытия заболел и счел это знаком, что нужно незамедлительно возвращаться в скит {20}.
Чутье подсказывало монахам, что стоит прислушаться к амбивалентным ощущениям в этих ситуациях, так как любое путешествие, любой выход в «мир» может увести их с верного пути. Монахи-отшельники, жившие поодиночке, ободряли друг друга не искать предлогов для выхода наружу, а продолжать молитву, а членам монашеской общины обычно вообще полагалось получить дозволение настоятеля. Сами игумены и игуменьи довольно часто выезжали по разным пасторским и политическим делам; порядочно странствий выпадало также на долю монахов, которые обслуживали юридические нужды своей обители. Но даже обсуждение чьих-то чужих поездок отвлекало от главного. Реальные или словесные путешествия усиливали вероятность ментального отклонения от курса, а это могло привести как к малым прегрешениям вроде праздного разглядывания людей, так и к злостным вроде контактов с секс-работницами {21}.
Лучше всего было вообще никуда не выходить. Но если поездка абсолютно необходима, монаху предписывалось не отводить глаз от цели – иногда в буквальном смысле. В общественных местах христиане и нехристиане часто узнавали монахов по устремленному вниз взгляду. Один устав предлагал такой полезный трюк: в дороге монах должен заучивать наизусть псалмы, записанные на дорожных дощечках. И все же самое главное – «запереть свою любовь у себя в келье», как это было сформулировано в одном уставе конца V века. «Вы должны видеть в ней рай» {22}.
Принятие монашества и отказ от мира давались еще сложнее тем женщинам и мужчинам, которые не становились отшельниками или членами общин. Они сознательно выбирали самоотречение, послушание и молитву, но продолжали жить у себя или же вовсе не имели дома, а переходили с места на место, питаясь тем, что принесло подаяние, покровительство или и то и другое разом. Пусть им приходилось несладко, но их опыт отстранения от мира ясно говорит о том, что физическая изоляция отнюдь не являлась обязательным условием монашеской жизни.
34
Святой Бенедикт Нурсийский (480–547 гг.) – реформатор западного монашества, автор знаменитого устава.
36
Он дал обет не переступать порог родного дома и не видеться с родными, поэтому при встрече стоял на пороге и разговаривал с закрытыми глазами.