Моему, правому флангу, досталась самая просторная изба, из которой окна выходили на три стороны. Поэтому разместиться в ней одиннадцать человек смогли спокойно, тем более четверо из нас были ранены и занимались только тем, что снаряжали патроны, занимая в помещении совсем мало места. Соломенную крышу, сами турки, здесь уже давно раскидали, в связи с этим боятся, что нас смогут поджечь нам не стоило. И глухая стена меня тоже не очень волновала, выходила она к нашему лесу, так что стрельнуть из пушки в неё не получится, даже если бы кому то из нападавших пришла в голову такая шальная мысль. У нас только одна проблема, патроны, порох для которых почти закончился, а так бы мы здесь могли хоть до ночи сидеть.
— Чего делать будем, мужики? — спросил я парней из своего десятка, во время краткой передышки. — Скоро порох кончится и всё, взять его негде будет.
— У этих надо отобрать — предложил кто то из них.
— А отдадут? — спросил его товарищ, оборонявшийся у противоположной стены.
— Если хорошо попросим обязательно отдадут. Ты же, когда на улице вежливо просил кошелёк отдать, тебе же всегда отдавали.
Все дружно заржали, даже несмотря на то, что не все среди нас сюда попали из тюрьмы. Договорить нам не дали, видать туркам не очень понравилось, что мы ещё и смеяться успеваем. Они начали стрелять по нам со всех сторон сразу, хотя до этого предпочитали делать это с перерывами.
— Капрал, всё! Пороха нет больше! — крикнули от раненых.
— Ну нет, так и нет — сказал я, больше для себя.
Остатки боеприпасов разделили по братски, мне, как самому лучшему стрелку отдали десять, а остальным досталось по шесть. На десять минут хорошей стрельбы и то при условии, если не предпримут очередную атаку на нашу избушку.
— Я ещё раз спрашиваю, чего делать будем?! — крикнул я во время секундного перерыва в стрельбе.
— А я тебе снова отвечаю, у них патроны возьмём. Винтовок турецких у нас на всех хватит — ответили мне.
— Тогда всем стоп! — заорал я. — Прекратите стрелять, пускай подходят ближе! Ждать будем.
Наш вынужденный перерыв в стрельбе заставил и турок замолчать. Образовавшаяся тишина, хотя и была очень своеобразной, но передышку и возможность подумать, нам предоставила. Сидя возле окон и контролируя передвижение противника, мы слышали, как рядом с нами стрелял кто то из наших, как им в ответ стреляли нападавшие, потом до нас донеслись ещё более дальние выстрелы, значит и Свистунов, пока ещё, не сдался. Держимся. Как бы турки и не старались задавить нас, а сделать это им пока не удаётся.
Глава 8
Точно сказать не могу, что повлияло на изменения в нашем первоначальном плане, но они произошли. Приняли мы их единогласно, проголосовав обычным поднятием руки, за коллективное решение. Хотя, наверное, я имел полное право этим людям и просто приказать, делать именно так, а не иначе. Но посчитал, что в данной ситуации каждый должен сам для себя всё решить. Мы же обычные добровольцы, а не регулярная армия, в которой, наверняка, всё по другому.
План у нас очень простой и хочется верить в то, что выполнимый. Согласно его, четверо наших раненых, двое из которых ходячие, при поддержке ещё троих, боеспособных добровольцев, будут прорываться к лесу, а остальные в это же самое время попытаются отвлечь от них противника, интенсивной стрельбой. Затем оставшиеся, в доме, люди попытаются захватить патроны у атакующей стороны и последовать за теми, кто должен будет укрыться за дальним сараем, и оттуда прикрывать отход ударной группы. Всё поменять решили, как раз из-за раненых, им без нашей помощи не уйти однозначно, а нам оставлять беспомощных людей на растерзание врагу, как то тоже не по воровскому закону, как сказал один из добровольцев, призванный на службу прямо из тюрьмы.
Теперь я точно знаю, чем отличается хороший план от плохого. Хороший, он потому такой, что его никогда выполнять не приходится. Так случилось и в нашем случае. Не успели мы проголосовать «за» и подготовиться «к», как со стороны леса послышалась дружная стрельба, а затем произошло дружное бегство, турецких солдат, вдогонку которым мы выпустили весь оставшийся боезапас.