Рысин пошел медленнее.
Вынесли второй ящик, поставили рядом с первым. Одна из лошадей всхрапнула, дернула обмотанные вокруг жердины вожжи.
Третий ящик не выносили долго — Рысин начал уже волноваться. Наконец принесли и ушли опять.
Федоров, которого они с Костей допрашивали сегодня ночью, клялся и божился, что ничего не знает и никаких ящиков у себя в доме не видел.
Гул на западе начал стихать.
— Славен Христос, — извозчик перекрестился. — Кажись, отогнали!
Рысин остановился у пролетки, поднял руку вверх, повертел ладонью туда-сюда, словно определяя направление ветра.
— Ветер-то западный. Может, и в самом деле отогнали.
Якубов покосился на Рысина, ушел во двор, крикнул оттуда:
— Лизочек, а где мешки?
— Все переложено в ящики, — сказала Лиза.
Рысин посмотрел в сторону тюремного сада — Костя был уже совсем близко.
Извозчик отвязал вожжи.
— Вон как нагрузились-то, барышня. Все сиденье, поди, дорогой обдерем… Прибавить бы надо против уговору!
— Лизочек, посуда тоже в, ящиках? — Якубов подошел к пролетке.
— Разумеется…
Извозчик залез на козлы.
— Ну, поехали, что ль?
Осторожно вытягивая револьвер, Рысин шагнул к нему:
— Ваше оружие!
Якубов оторопело уставился на него, потом перевел взгляд на револьвер, который Рысин прижимал к предреберью, и тут же овладел собой:
— Это недоразумение. Угодно взглянуть на мои документы?
— Ваше оружие! — повторил Рысин.
Якубов оглянулся, увидел подбегавшего Костю, и разом его смуглое лицо сделалось матово-желтым. Пригибаясь, он метнулся к воротам. Судорожным движением рванул из кармана наган.
Костя успел схватить Якубова за запястье. Наган вихнулся в его руке, и в эту минуту в конце улицы показался патруль — двое солдат и офицер. Офицер что-то неразборчиво прокричал и побежал вперед. Костя вырвал у Якубова наган, прицелился.
— Зачем? — крикнул Рысин.
Но Костя уже нажал на спуск. Еще. Еще.
Солдаты сбросили с плеч винтовки. Передний припал на колено, прижался щекой к прикладу. Плоский фонтанчик пыли косо брызнул возле колес.
Патрульные придвинулись к забору, выстрелили еще несколько раз. Одна из пуль расщепила верхушку штакетины. Извозчик, даже не пытаясь укрыться, оцепенело наблюдал происходящее. Лиза побежала к дому, и сразу распахнулось окно — то самое, под которым ночью Рысин сидел в кустах сирени, отлетела занавеска. Из комнаты хлестнул выстрел. Пуля с глухим чмокающим звуком впилась в кожаное сиденье пролетки. Извозчик, опомнившись наконец, заорал:
— А-а-а-а!
Лошади понесли.
Рысин бросился к пролетке, уцепился за верх. Его проволокло по земле, потом он подтянулся и, распластавшись на ящиках, вырвал у извозчика вожжи. Попытался остановить лошадей и не сумел.
Обернулся:
— Костя-а!
Из окна еще два раза Сверкнуло. Костя схватился за плечо, а Якубов вдруг подломился, словно его ударили в поясницу, запрокинулся назад, упираясь руками в горло.
Зеленые обшлага окрасились темным.
9
Лошади несли вперед, прямо на патруль. Извозчик, что-то невнятно бормоча, стал хвататься за вожжи. Рысин толкнул его локтем:
— Прыгай! Убьют!
Извозчик покорно вывалился на обочину.
«Остановить лошадей, — мелькнула мысль. — Все объяснить!»
Но поздно, поздно.
Шарахнулся в сторону офицер. Снизу, на вскидке, выстрелил два раза. Промахнулся. Передний солдатик медленно повел винтовку, и Рысин, понимая, что ничего уже не поправить, отрешенно подумал: «Куда я бегу? Зачем?». Боек клюнул капсюль, воспламеняя пороховой заряд, пуля ввинтилась в нарезы ствола, но мгновением раньше пролетка с грохотом подскочила на ухабе. Рысин даже выстрела не услышал. Теряя ногами днище, он завалился на ящики. Пуля чиркнула рядом, оставила на вожжах возле самых его рук рваную щербинку. Он выпрямился, посмотрел на ее черные края — жизнь распалась надвое. Не воздух, а само пространство обтекало его лицо. Надвинулась, выросла церковь, разваливаясь, словно гармоника, потом ушла вбок. Заборы приобрели объем, а дома и деревья стали плоскими, как театральные декорации. Изламываясь, они пролетали мимо с короткими легкими хлопками. Литые резиновые шины скользили в уличной пыли. «По следу найдут», — пожалел Рысин. Не целясь, он выстрелил назад, и с этим выстрелом прошлое ушло навсегда. Одним движением указательного пальца он оборвал все нити.