… Официальная версия говорит о том, что Джутти исчезла из клиники на искусственной сфере в тот злополучный миг, когда зловещий шедевр средневекового художника был наконец возвращен на Зэммлю. Объясняя это сенсационное исчезновение, Архонтесс выдвинул весьма странную теорию о том, что, потеряв личность, Джутти будто бы стала частью топологического тоннеля и была внезапно втянута в параллельный мир вместе с картиной в тот момент, когда объект перемещался на свое законное место в музей Венны. Но это слишком фантастично! От помещения, где пушки вечности обстреливали картину Брэгеля, до больничного корпуса, где находилась несчастная, было значительное расстояние. Кроме того, просочились слухи, что после разоблачения архонта-отступника ей была восстановлена прежняя личность по дублю в каталоге Жизни. Живая, а не полумертвая, она не могла стать частью рокового тоннеля. Словом, вопросы множатся. Однако все становится гораздо менее загадочным, если познакомиться с нижеследующим рассказом и версией нашей Оллен Миу, которая логично считает, что Джутти была просто-напросто возвращена мастеру Тьме (!) и что это было одним из условий его тайной капитуляции. Именно после этого, получив девушку, он и передал Архонтессу свои феноменальные открытия.
Но что же поведал Оллен влюбленный поклонник из службы эксплуатации искусственной сферы ЮБЭРР?
Вот его рассказ:
«В тот день я нес вахтенное дежурство на борту космической сферы. Все шло нормально, но в разгар ночного периода я получил сигнал тревоги с пульта водоснабжения: забарахлила сеть поющих фонтанов в оранжерее «Ц». Я тут же вылетел к месту аварии и, пролетая над пирамидой клиники, заметил, что у служебного входа стоит астроплоскость индивидуального пользования. Мне это показалось подозрительным. Во-первых, клиника находится под строжайшей охраной, во-вторых, ночь не время для полетов частных лиц в запретной зоне. Пока я так раздумывал, на выходе из пирамиды появились два архонта, и хотя я наблюдал за ними с приличной высоты, тем не менее это были именно архонты, которых я узнал по черным стальным плащам-сутанам и колпакам суперсвязи. Они были не одни, а вели под руки третьего, и человек этот был с ног до головы закутан в плотную белую ткань. Мне даже стало смешно – неизвестный походил на металлический кокон и еле-еле ковылял. «Зачем же ему закрыли лицо? – подумал я, и вдруг осенило:– Уж не Джутти ли это?!» Но тут меня засекла охрана сферы, и патрульная капсула унесла к дежурному хронисту. Если бы не авария поющих фонтанов… В общем, я был отпущен. Но это не все. Когда патрульная капсула понесла меня в блок охраны, мы чуть было не столкнулись с той самой астроплоскостью, которая в то время резко стартовала от входа в клинику. Хотя это длилось одно мгновение, я успел заметить за пультом плоскости одного странного типа, на голове которого был напялен черный чулок, как это принято у психов-киллеров. Он тоже прятал свое лицо… Вот и все. Больше ничего не скажу – думайте дальше сами».
Оллен справедливо считает, что этот простоватый парень был единственным из посторонних, кто видел самого мастера Тьму!
Публикуя эти показания, мы обвиняем Архонтесс в утаивании правды и требуем немедленных объяснений по поводу исчезновения Джутти Пламм! Неужели горькие слова о том, что мы перестали верить друг другу и надеяться на высшую мудрость архонтов, стали правдой?!
Книга четвертая
ВСЕМОГУЩИЙ
К полудню в небе над побережьем стала скапливаться мглистая, гора. Словно к незримому магниту, устремились в точку зенита тучи, втягиваясь в медленный кипящий водоворот.
Роман лежал ничком на взлетной полосе у входа в ангар; его руки за спиной связаны гибким обрывком лианы. Лицо покрыто ритуальным орнаментом.
Здесь все тот же предгрозовой полдень 12 августа 1999 года. С самого утра над Приморьем стояла белоснежная жара, из которой – в конце концов – вылупился зловещий птенец с косматыми крыльями, он уже пробовал силу клюва, и над горизонтом, под фиолетовым брюхом грозы, в платиновом просвете дня уже чиркали первые легкие молнии. Роман поднял голову и посмотрел по сторонам: в двух шагах стояла спортивная машина с открытой дверцей, которую он впопыхах забыл захлопнуть минуту – 500 лет! – назад. Мотор работал. На кожаном сиденье сверкали брошенные Марией солнечные очки и зажигалка. Голова раскалывалась, лицо полыхало от потной охры и едкого сока. С трудом встав на колени, а затем на ноги, Роман придвинулся к бамперу и легко перетер железным краем зеленый жгут на запястьях. Наконец-то он смог с наслаждением растереть затекшие кисти. Пытаясь быстрей привести в чувство онемевшие пальцы, он принялся их кусать до тех пор, пока не почувствовал боль.
Все пропало. Марии нет. Она осталась одна на берегу безымянного океана там, в прошлом. Контакт прекращен. На левой руке – только след от браслета, узкая незагорелая полоска, да в голове вертится магнитофонный голос Пришельца: «Внимание. Архонтесс контакт прекращает. Времямашина изымается. Архонт Земли оставляет тебе память, потому что новый контакт не включается. Внимание…» – и все повторяется сначала.
Роман чувствовал себя беспомощным ребенком, которого безжалостно отправили спать в самый неподходящий момент. Оказаться пешкой в руках дьявольских воль было и невыносимо и страшно. По мере того как возвращались силы, в сердце росла растерянная ненависть к заоблачным божествам, которые именно так распорядились судьбой мира и его собственным счастьем жить.
Он долго сидел за рулем, полузакрыв глаза, приходя в чувство: еще минуту-вечность назад десятки смуглых рук несли его по крутым ступеням на вершину зиккурата к жертвенному огню, туда, где только что жрец в золотой маске красными руками сжег сердце коня, и вдруг вспышка в зените, к нему пикирует страж вечности, вниз головой, в радужном коконе энергий, затем пещерная темнота и голос-эхо во мраке: «Внимание. Архонтесс контакт прекращает. Времямашина изымается. Архонт Земли оставляет тебе память, потому что новый контакт не исключается…» – здесь в голове что-то щелкнуло, как вульгарный выключатель на стене, и монотонный голос пропал.
Я – кукла с тумблером на виске, вяло подумал Батон. Его перестала занимать собственная судьба, отныне у него нет участи. Надо было что-то предпринимать, куда-то ехать, мчаться, лететь, звонить, объяснять… а он продолжал каменеть в машине, на грозовом солнцепеке, чувствуя, как тянет холодком от тени на горизонте, которую отбрасывает на землю кипящая гора мрака, каменел, положив руки на руль, чувствуя всей кожей сырого лица трепыхание ветра, вслушиваясь в такие заветные звуки цивилизации: гудение автомашин на повороте шоссе, плеск незримой купальщицы в бассейне с подогретой водой, рокот мотора под капотом, гул небесной пирамиды.
Кто он? Галька, выброшенная на берег вселенной, идол с кроваво-зеленым лицом, на котором не видны издали ни рот, ни глаза…
В этот миг перед машиной возникла и погасла ослепительная вспышка, после которой часть шоссе и окрестность вокруг накрыл муаровый серебристый купол. Автомобиль превратился в ртутный шар, по которому побежали черные с золотом полосы – все быстрее, быстрей,– шар принялся вертеться вокруг оси, превращаясь в овал, в диск и, наконец, ребристый волчок, в глубине которого открылось овальное окно с видом на песчаный берег далекого плоского моря, залитого солнцем.
– О-ля-ля!
Батон открыл глаза и вздрогнул от свистопляски цветов.
Сквозь закрытую дверцу внутрь машины вошел Ульрих Арцт, в желтых перчатках, с черным лицом, и, кивнув Батону, спокойно уселся рядом с ним на сиденье…
– Где Мария?
Они летели над прибрежной полосой вдоль океана, стоя в прозрачном пузыре времясферы. Тонкая оболочка заметно прогибалась под ногами; чтобы удержать равновесие, Роман двумя руками опирался на скользкую пленку, и та чутко натягивалась под нажимом ладоней.
– Не знаю,– ответил Арцт. Уткнувшись носом в диск машины, он осторожно поворачивал двумя пальцами черную пирамидку против часовой стрелки.
Вид берега менялся. Океан представлял из себя фантастическую картину бесконечно бегущей вспять – от берега вдаль – ряби прибоя. Причем панораму озаряли еле заметные глазу стробоскопические вспышки черно-белого солнца в короне затмения, и картина мира представала бесконечной серией статических мертвых видов.