Глава 3. Предсказание
17 апреля. Раннее утро.
Первые лучи солнца робко касались ещё холодной земли, но давно нехоженую тропу было видно уже хорошо. Вновь вернувший свои красоты лес дышал и озарял душу своим цветением.
Но её терзало. Душу. Он не понимал что именно. Всё было как обычно: лес, который он так любил, приближающийся приют, ставший ему самым родным местом в мире и его умиротворяюще прекрасный сад. Царила тишина, так было всегда, в этом месте совершенно нечему было создавать непокой. Тогда что же его так тревожило? Ему казалось, что, в этот раз, войдя в ветхое, но ухоженное здание приюта ничто не останется как прежде. Он вошёл.
Этого не может быть…
Просто не могло такое случиться с ним… Почему сейчас… в этот самый обычный ничем не примечательный день? Как?
За что?
Он обнажил свой меч, подаренный ею. До боли дорогое додзё источало зловещее беззвучие. Озябшее тело её лежало у его ног. Голова чуть дальше. Аккуратно стояла, обращённая прямо на него. Он смотрел ей в глаза сквозь прикрытые веки её голого лица. Прекрасная и немногословная. Бледное девичье личико стало ещё бледнее в контраст багряной сырости, заполонившей татами.
Она его всё.
Воспитала, растила непослушного, но любящего оборванца, она дала ему всё, о чём только можно было мечтать в этом озлобленном мире: кров, заботу, сытость, дисциплину, защиту. Подарила ему, наивному глупцу, долгое будущее.
Но как она могла не попрощаться с ним, зная, что провожает его в последний раз… Зачем ему это долгое будущее если смысла в нём без неё не существовало.
Юноша отвёл прикованный к хладному лику взгляд. Меч дрожал в крепко сжимающей его руке. Он оббежал весь приют, растаскивая кровавый след, вышел в сад, пробежал окрестности. Но виновника как не бывало. Словно бы никто никогда и не входил в их тихую обитель.
Он вернулся в додзё. Глаза промокли, сердце скорбело, а душу рвало на части. Неуверенный оцепеневший простоял так в багряной луже по меньшей мере с час. Но оставленное на токономе у свежесобранной икебаны письмо дождалось его внимания. Он подошёл совершенно не спеша.
Эту икебану он собрал для неё вчера, он всегда собирал их только для неё. Трепетно с самыми искренними чувствами из первоцветов и веточек. Но он отвёл взгляд, вытер глаза и поднял идеально свёрнутую записку. Развернул.
Как же долго он этого ждал. И вот, наконец, получил.
Вот только, не думал, что случится это именно при таких обстоятельствах… На глаза вновь подступили слёзы, которые он поспешно утёр запястьем. Сложил посмертную записку, положил её под одежду поближе к груди и глубоко вздохнул в знак принятия оставленного для него на бумаге послания. Бремени, с которым она заставила его жить.
Он обернулся, в последний раз попрощавшись взглядом с горячо любимым местом. Тело её теперь покоилось у корней старого разросшегося ясеня. С полным пониманием случившегося он ушёл преисполненный горем, затаив любые сожаления, обиды и злобу в самые далёкие закрома.
1778 год по календарю Шеотта. 14 апреля. Юань .
Ступни в сапогах каменели от безостановочной ходьбы. Палач вновь попрощалась со своим конём посему прочёсывала береговые окраины Юаня пешим ходом. До Японии рукой подать, и она уже давно могла бы быть там если бы села на корабль. Но это не приблизило бы её к Всевидящей так, как если она найдёт место нелегальной переправы. До этого момента Палачу удивительным образом везло идти точно по следам Всевидящей, и чем больше она приближалась к ней, тем важнее становились эти следы, ведь именно отсюда они смогут привести её прямиком к цели.
Несмотря на то, что Охота ежедневно патрулирует все берега, где-то всё равно должно быть место, через которое вампиры пересекают границы. Палач искала эту брешь уже больше суток практически без передышки вдоль скалистых обрывов и бурных вод, ища подсказки. Ведь скорее всего именно через неё Всевидящая и просочилась в Японию, поскольку шансов переплыть на корабле людей у неё не было.
Солнце понемногу уходило в закат, оставляя пригретую весенними лучами землю на единение с ночью. Пора бы начать подыскивать место для ночлега, в конце концов так долго идти без сна нельзя — этим она ничего не добьётся. Палач знала, что приблизительно в нескольких километрах отсюда находилась населённая местность, где ей по всей видимости и предстоит сделать вынужденный привал. Ну а пока самое время прочесать периметр. Свернув с утёса, Палач углубилась в заросли леса.
По мере продвижения в чащу Палач всё больше сталкивалась с признаками человеческой деятельности, по всей видимости в окрестностях тоже жили люди. Это навело её на мысли о том, что здесь же может находиться искомое место, хоть это и было маловероятно потому как проходила она через подобные места уже далеко не в первый раз.
«Надо бы узнать о местных побольше».
Ветви деревьев, обдуваемые ветром, копошились у Палача над головой и прятали её от последних лучей солнца. Окутавшая лес тьма была ей как родной и ночь нисколько не пугала и не досаждала ей, сколько бы проблем от неё не было. Напротив, умиротворённость и тихий шум ночи её успокаивали, настраивая на лучший лад. Палач знала, что сама романтизировала свои тёплые чувства к ночи, так же как к дождю и долгим “путешествиям”, она только лишь искала в этом успокоения без толики наивности, прекрасно понимая, как сильно устала от всего этого. Когда хруст ветвей под сапогами достаточно навострил её слух, пройдя буквально ещё несколько шагов Палач вышла на чью-то вполне жилую хижину, но прервалась на полушаге в мгновенье застыв — нога её чуть было не наступила в самодельную ловушку.
«Похоже, будет что спросить у хозяина».
Палач внимательно осмотрелась, подошла к двери и постучала, прежде хорошенько прислушавшись. Несмотря на то, что снаружи было уже темно для сна было ещё рановато, тем не менее открывать гостю никто не спешил. Палач постучала сильнее и настойчивее, сомнений, что внутри кто-то есть у неё не было. Она прислонила ухо к двери: слабое потрескивание не затушенного очага наполняло хижину — как она хотела бы оказаться там перед ним, протянув к огню озябшие руки, — и скрип полов. Аккуратные суетливые шаги выдавали хозяина хижины. Стало понятно, что он старался не издавать лишних звуков. Тогда Палач постучала так, что её твёрдые намеренья сразу стали понятны: ПЕРВЫЙ. ВТОРОЙ. ТРЕТИЙ. Стук Палача пронизал всю хижину.
Скрип полов оборвался. Минутная тишина и Палач услышала приближающееся пошаркивание.
«Он насторожен, значит ему есть что скрывать. Либо он просто боится, но тогда почему он живёт в таком опасном месте?»
Шаги подошли почти вплотную, но не к двери, а к маленькому окошку справа, хозяин сделал попытку незаметно выглянуть в окно, но Палач отошла левее за пределы его видимости. Затем послышался металлический скрежет и, наконец, донёсся голос:
— Кто там? — голос был грубым, но в то же время взволнованным.
— Вашей жизни ничего не угрожает, я здесь не для того, чтобы принести вам проблем, лишь заблудшая душа, — языки здешних людей Палач знала не так хорошо, как любые другие, но разговаривала на них вполне уверено.
— Я не принимаю никаких гостей, тем более мигрантов, моя хижина не ночлежка.
— Вам необязательно впускать меня в дом, мне просто очень нужно у вас кое-что спросить.
— Советы я тоже не раздаю, проваливай!
— Для кого те ловушки в лесу? — Палач сделала паузу, чтобы её слова точно дошли до собеседника. — Кого вы боитесь больше вампиров или Охотников?
Хозяин ответил не сразу.
— Что за вопросы?! Ловушки для зверей!
— Обманывать нехорошо. Я знаю, как выглядят ловушки для зверей. А как для людей.
— Кто ты? — голос еле заметно изменился, став более озлобленным и ещё более настороженным.