— Однако хватит о прошлом. Так какой информацией, мистер Дюшон, вы хотели с нами поделиться?
Джулс откашлялся и заговорил, тщательно выбирая слова, чтобы произвести максимальное впечатление.
— В городе появился новый вампир. Цветной вампир.
Бестхофф медленно переплел длинные тонкие пальцы.
— Цветной вампир? Ну же, мистер Дюшон. Здесь нет необходимости прятаться за такими эвфемизмами. Говорите прямо.
— Ладно. Чернокожий вампир. Ну так вот, этот сопляк строит из себя неизвестно что, говорит, у него есть целая армия вампиров. Сами понимаете, тоже черных. Этот засранец, Мэлис Икс, как он себя называет, хочет выжить меня из города. Вломился в мой дом, испоганил мне весь гроб и потребовал, чтобы я больше не кусал цветных… в смысле, чернокожих. Как вам это нравится?
Джулс подался вперед, чтобы не пропустить ни капли того негодования, которое, как ему казалось, должно сейчас же исказить лицо Бестхоффа. Однако ничего подобного не произошло — лицо собеседника не изменилось.
— И как, по-вашему, — спросил он невозмутимо, — это может касаться всех нас?
Джулс приоткрыл рот и не смог издать ни звука. То, что он услышал, казалось просто невероятным. Может, у Бестхоффа возрастные проблемы со слухом?
— Мистер Бестхофф, может, вы меня не совсем… э-э-э… поняли. Я говорю, у нас здесь черт знает что творится. В смысле, не здесь, а там, в бедных кварталах, где неизвестно сколько черных кровососов собираются вытеснить нас из города…
Бестхофф остановил Джулса царственным взмахом руки.
— Нет, мистер Дюшон. Они собираются вытеснить вас, а не нас.
Голова у Джулса пошла кругом, как барабан в изношенной стиральной машине. В библиотеку вошел Штраусман и поставил на столик серебряный поднос с кофейником, сахарницей, маленьким сливочником и белой фарфоровой чашкой. Поскольку ничего вразумительного в эту минуту Джулс сказать не мог, он выхватил из рук у дворецкого чашку, до самых краев наполнил ее горячим кофе и сделал три жадных глотка. Кофеин в сочетании с гневом кое-как привели его мысли в порядок.
— Как это не нас, а меня? — пробормотал он. — Ведь все мы — и вы в этом вашем дворце, и я, — мы в этом деле заодно! Я не знаю, как еще объяснить. Ну, мы же белые вампиры, белые…
Бестхофф поднялся.
— Судя по всему, мистер Дюшон, вы многого не понимаете.
Он направился к двери и жестом пригласил Джулса следовать за ним.
— Идемте. Мне хотелось бы кое-что вам показать. Если хотите, можете захватить с собой ваш кофе.
Штраусман снова наполнил чашку и вручил ее Джулсу вместе с блюдцем. Джулс поплелся за Бестхоффом. Его чашка подпрыгивала на блюдце с громким дребезжанием. Дворецкий распахнул витражные двери, и в них заискрилось отражение газовых светильников.
Бестхофф и Джулс вышли в сад и мимо затейливо подстриженных деревьев прошли к следующему строению. Оно оказалось куда скромнее, чем главное здание, и состояло всего лишь из одного этажа, хотя и было достаточно просторным. Бестхофф отомкнул дверь массивным железным ключом.
Они вошли и, к удивлению Джулса, оказались в длинной, широкой палате, где в четыре ряда стояли узкие койки, застеленные белыми накрахмаленными простынями. Почти все кровати были заняты. Распростертые на них люди издавали приглушенные стоны и бормотание, а одетые в униформу служители сновали туда-сюда между рядов.
— Добро пожаловать в нашу кладовую, мистер Дюшон.
Джулс проглотил остатки кофе.
— Кладовую? По-моему, это больше похоже на одну из палат в городской больнице, как они выглядели лет восемьдесят назад.
Он присмотрелся к лежащим недалеко от него людям. Их конечности были недоразвиты, а глаза, слишком маленькие и узко поставленные, казались по-коровьи бессмысленными.
— Кто все эти люди?
— Служители — члены нашей общины. Все, кто живет здесь, за исключением нескольких отцов-основателей, принимают участие в уходе за скотом.
— Скотом? Каким скотом? За этими дебилами, что ли?
Бестхофф усмехнулся.
— Эти, как вы изволили выразиться, «дебилы» — потомки тех пациентов, которые когда-то содержались в приюте для умалишенных. Этот приют был на попечении тайного ордена французских монахинь. В 1873 году орден распустили, и сестры оказались в кошмарном положении — им предстояло выгнать своих беспомощных пациентов на улицу. К счастью, мистер Кац, мистер Краус и я не остались равнодушны к их трудностям. Мы предложили взять на себя заботу об умалишенных безвозмездно как для церкви, так и для государства. Это изумительно послушные и податливые создания. С тех пор, как мы взяли на себя заботу о них, это уже шестое поколение.