Рай вспоминает:
– Мы нарисовали на листе огромную схему – список всевозможных задач, связанных с гравитацией. Но за какими из них будущее? Чем следует заняться? Я даже не пытался давить на него, Кип сам пришел к этой мысли. Решил, что из всех этих задач Калтеху нужно выбрать одну – регистрацию гравитационных волн с помощью интерферометров. Это казалось самым перспективным. Ну а затем Кип задумался о том, кого именно пригласить в проект, ведь одному тут явно не справиться.
И Рай продолжает:
– Кип уже тогда знал, чего хочет. Он задумал пригласить Владимира Брагинского, прекрасного, кстати, человека. Русского, который был с ним очень дружен. Не знаю, в курсе ли вы, но Кип некоторое время провел в Москве.
Кип вносит в этот рассказ небольшие коррективы, напоминая о многочисленных формальностях, связанных с процедурой подачи таких списков, об отборочной комиссии, об участии в отборе проректоров, ректоров, заведующих кафедрами, профессоров, преподавателей. Однако имя Владимира Брагинского в списке потенциальных руководителей экспериментальной программы должно было значиться непременно.
Существуют организмы, которые выживают вопреки или даже благодаря экстремальным условиям, – например, при запредельных давлениях и температурах. Так, есть бактерии, которые живут у гидротермальных источников на дне моря и используют в качестве источника энергии только водород. Советские ученые той эпохи вовсе не были экстремофилами, любящими подобные условия жизни. Но они действительно добивались больших научных успехов, хотя и находились под неописуемым давлением, существуя в неблагоприятной, так сказать, “бесплодной” среде; при этом им удавалось генерировать выдающиеся интеллектуальные достижения в самых элементарных жизненных условиях. Многие знаменитые засекреченные научные центры СССР вызывали на Западе в целом, и у Кипа в частности, восхищение. Ученого не особо страшил интерес, который проявлял к его поездкам в Москву КГБ. Что же касается Брагинского, то если его и тяготило пристальное внимание со стороны органов, то он этого не показывал и терпеливо подчинялся выдвигаемым требованиям, сдерживая свое раздражение и недовольство ради высоко им ценимых сотрудничества и дружбы с Кипом. В тех редких случаях, когда приятели выезжали за пределы Московской кольцевой автодороги, Брагинский был обязан сообщать властям маршрут, чтобы те могли контролировать передвижение машины, сверяя на каждом пункте автомобильной инспекции ее путь с заранее намеченным. Брагинский однажды признался Кипу, что всякий раз, когда тот посещал СССР, его, Брагинского, вызывали для беседы в КГБ. Бдительность по отношению к советскому ученому проявлялась и во время его поездок в США. Иногда он с коллегами отправлялся в заграничную командировку в сопровождении сотрудника КГБ. Кип замечает с иронией: “Такого человека всегда было легко вычислить. Им оказывался тот, кто ничего не знал”.
За ними следили власти обеих стран. Кип практически уверен, что в конце 1960-х и в начале 1970-х годов американские госорганы прослушивали его телефоны. Однажды случилось вот что: в дверь Кипа постучал мистер Бевинс из лос-анджелесского отделения ФБР – это был то ли четвертый, то ли пятый его визит, и всякий раз он пытался выведать о Владимире Брагинском что-нибудь новое. Кип, уставший от абсурда происходящего, распахнул дверь кабинета: “Он как раз здесь. Расспросите его сами”. И вежливо представил агента его объекту наблюдения. После долгой паузы, во время которой оба оторопевших гостя приходили в себя, опомнившийся первым Бевинс приподнял свою штанину: “Смотрите-ка, оказывается, я, как и вы, сделан из плоти и крови!” – словно бы осознав внезапно все значение равенства людей.
Брагинский убедил Кипа в том, что регистрация гравитационных волн увенчается успехом, и Кипу, разумеется, не хотелось оказаться в проекте в качестве простого консультанта русских. Рай говорит по этому поводу вот что: “Существовали определенные сложности. Кип знал, что на тот момент Брагинскому трудно было бы покинуть Россию. Шла холодная война. Я понятия не имею, каким образом ему вообще удавалось выезжать за границу, но ему удавалось. Так что я подозревал его в связях с КГБ. Правда, ездил он всегда один, без жены и детей, которые оставались дома как заложники.