Ти Джоли жила с матерью и младшей сестрой на байю, в доме, построенном из кипариса, с двумя спальнями и ржавой крышей. Дом стоял в окружении орешин, черемухи и черного дуба спереди, зарослей бананов высотой выше крыши среди овощных грядок сзади и небольшого причала со стороны канала. Когда мы с Клетом въехали во двор, я и не знал, чего ожидать. Быть может, я хотел убедиться в том, что Ти Джоли была в порядке, что жила в районе Нового Орлеана и действительно навещала меня в больнице на авеню Сент-Чарльз. Я не считал свой визит исключительно эгоистичным поступком. Я хотел убедиться в том, что она в безопасности, что ее не окружают опасные парни, что она родит ребенка, хотя от него желал избавиться ее любовник. И я хотел верить, что он окажется достойным мужиком, который женится на ней и будет заботиться об их чаде, и что Ти Джоли Мелтон и ее семью ожидает в жизни все только самое лучшее. Я искренне желал этого, и мне было все равно, пусть даже окружающие считают меня помешанным.
Мы с Клетом ступили на веранду. Порывы ветра превращались в дождевые воронки, возникавшие по всему участку, на деревьях и на огромных блестящих кустах лопухов, растущих вдоль берега канала. Открылась дверь, и мы неожиданно увидели силуэт на фоне лампы в дальнем конце помещения. Силуэт передвигался посредством двух тросточек, спина его была согнута настолько, что ему приходилось с усилием поднимать свой подбородок, чтобы взглянуть прямо на нас. Его пальцы напоминали скорее когти, а кожа была обезображена заболеванием, которое иногда приводит к выщелачиванию цвета из тканей чернокожих людей. Не было бы преувеличением сказать, что своим видом и формой старик походил скорее на горгулью. Но его глаза были того же цвета, что и у Ти Джоли, иссиня-зелеными, и такими светящимися, что казалось, что ты смотришь на пронзенную солнцем волну, перекатывающуюся через коралловый залив на Карибах.
Я представился, показал ему свой значок и сказал, что я друг Ти Джоли и недавно видел ее в Новом Орлеане, а теперь хотел бы удостовериться в том, что у нее все в порядке. Внутрь он нас не пригласил.
— Значит, видали ее? — спросил он.
— Да, она навестила меня в больнице, где я лечился от травм. Вы ее родственник?
— Я ее дед. Как матери ее не стало, так она и уехала, месяца с три назад. Вот Прям там, на причале, парень на лодке ее подобрал, и с тех пор от нее ни весточки. А потом и сестренка ее, Блу, тоже уехала. Вы, случаем, Блу не видали?
— Нет, сэр, боюсь, что нет. Можно нам зайти?
— Пожалуйста. Меня зовут Эвери Дебланк. Вы уж простите, у меня тут не очень-то чисто. Кофе хочете?
— Нет, спасибо, — сказал я. Мы с Клетом сели на покрытый тканью диван, а мистер Дебланк остался стоять.
— Вы заявляли об исчезновении Ти в полицию?
— Угу, поговорил с помощником шерифа. Да только плевать им всем на нее.
— Почему вы так думаете?
— Да помощник шерифа говорил, что у нее, извольте видеть, «репутация». Так и заявил: «Репутация у нее еще та, и не подумай, что положительная». Говорил, она убегала еще в старших классах школы и тусовалась с парнями, которые толкали дурь. Я у него спросил, а есть ли здесь хоть один парень, не торгующий травкой. Звонил ему еще два раза, и каждый раз он отбрехивался, дескать, состава преступления нету. Я, пожалуй, присяду, не могу долго стоять. Кофе точно не хочете?
— Сэр, у вас есть кто-нибудь, кто мог бы вам помогать? — спросил я.
— Моей беде не поможешь, я восемнадцать лет проработал в Карвилле. Думаю, я напугал того помощника шерифа, он мне даже руку не пожал.
— У вас болезнь Хансена?[9] — спросил я.
— И это, и еще целый букет в придачу, — он впервые улыбнулся, и глаза его были полны света.
— Ти Джоли сказала мне, что живет с мужчиной, которого я знаю, — сказал я. — Она упомянула центраторы. Думаю, этот мужчина может работать в нефтяной отрасли. Ни о чем не напоминает?
— He-а, не напоминает, — Дебланк сел в прямое кресло, за его спиной виднелась фотография пехотинца времен Первой мировой войны. На противоположной стене висело цветное изображение Иисуса, наверное, вырезанное из журнала. На полу лежал ковер, края которого износились до отдельных ниток, а в желтом свете настольной лампы медленно порхала моль. Снаружи, сквозь дождь, я видел зеленые и красные огни проходящей мимо баржи, а создаваемые ею волны, словно пощечины, били по огромным листам лопуха, похожим на слоновьи уши. Он добавил: